От наступающего года Козы согражданка Людмила Стрижова ждет лишь того, чтобы ей не «сделали козу» методом вышвыривания ее из квартиры в доме 20 по 2–й улице Союза Молодежи.

Сей древний восьмиквартирный домишко в свое время строился хозспособом для военнослужащих (для воинской части), а квартиру N№7 в нем сразу получил отец Людмилы Николаевны — ветеран Великой Отечественной в звании майора Советской тогда армии. Здесь и жила их семья, трудясь на благо общества и не догадываясь, чем то самое общество ответит в итоге. Здесь Людмила Николаевна родила двоих детей (теперь дети имеют уже свои семьи, но не имеют своего жилья), выйдя замуж, отсюда она уехала в Казахстан лет двадцать назад. Там стал чужим муж — их брак распался.
А потом Казахстан стал чужим — ближним зарубежьем. И русских вынудили оттуда бежать. И они побежали. Два года Людмила Николаевна в поисках лучшей доли жила в Мегионе Тюменской области, наивно надеясь честным трудом обеспечить себе и своим родным достойную жизнь. Не вышло. Ни постоянного жилья, ни прописки в далеко не столичном Мегионе заполучить не довелось. И остался лишь один ход — назад, в «родные пенаты».
А в «пенатах» на тот момент оставался жить единственный член семьи майора, получившего названную квартиру в названном доме барачного типа, приходившийся Л. Стрижовой братом. Он принял сестру как родную (тем более что таковой она и была), но в прописке по данному адресу ей отказали, так как вдруг выяснилось, что брат в течение семи лет (с 1991 по 1998 год) не платил за жилье. Найти в Новосибирске сумму, необходимую для покрытия долга по квартплате, оказалось нереально. И Людмила Николаевна поехала за деньгами в Мегион.
Ее отъезда словно кто–то ждал — во время ее отсутствия бесследно исчез брат. Его объявили в розыск как без вести пропавшего. Милиция пошла навстречу, прописав Л. Стрижову в ее квартире (где она теперь и фигурирует по базе данных адресного бюро), а жилищники не стали взыскивать с нее долг, найдя в ситуации и свою вину. С 1998 по 1999 год именно она числилась ответственным квартиросъемщиком, получая расчетные квитанции со своей фамилией, но...
11 сентября 2000 года администрация Заельцовского района и УЖКХ N№1 в лице директора С. Машанова с чего–то вдруг подали в Заельцовский районный суд иск о выселении г–жи Стрижовой. Та в ответ подала встречный иск о признании своего права на жилье, что с позиций нормальной человеческой логики выглядит довольно странно. Странно, когда приходится доказывать, что ты не верблюд, да и было бы из–за чего спорить (и тем не менее есть версия, что квартира та понадобилась кое–кому лично, поскольку за нее можно получить новую, элитную — дом–то готовится под снос).
Тут же квитанции на оплату жилья Стрижовой стали приходить на имя ее отца (как ответственного квартиросъемщика), умершего в 1991 году и выписанного из квартиры в связи с этим (похоже, жилищники, задумав выкинуть женщину с ее жилплощади, при том не допускали мысли, что за жилье никто не заплатит). К иску власть имущие приложили акт с подписью соседки о том, что Людмила Николаевна в квартире не проживала, тогда как на самом деле в ее квартире в то же время проводились сантехнические и сварочные работы (по ее же заявкам). А соседка, чья якобы подпись фигурировала в акте, подала заявление в РОВД о возбуждении уголовного дела по поводу подделки ее подписи. Ну и что, возбудили? Как бы не так!


Как ни парадоксально, в Заельцовском районном суде, вроде бы зависимом (как принято считать) от администрации района, а то и от УЖКХ №1, было принято решение в пользу слабого немолодого человека. Там заслушивали свидетелей, давали оценку их «живым» показаниям, а также доказательствам «бумажным»...

Процесс длился достаточно долго, но судья Андреева не нашла аргументов для того, чтобы лишить квартиросъемщицу ее жилья.
Тем восхитительнее определение кассационной инстанции, не просто отменившей решение для нового рассмотрения в райсуде из–за каких–то недочетов или формальных нарушений (как это чаще всего случается). Коллегия по гражданским делам облсуда под председательством Юрия Дроня (докладчик А. Шархова) все вывернула наизнанку — и резолютивную часть решения, и оценку доказательств районного суда, в том числе показания свидетелей, коих Дронь и его коллеги из коллегии в глаза не видели. И сделали практически невозможное: женщину с постоянной пропиской, живущую в квартире, где кроме нее и ее родных никто никогда не жил, признали не приобретшей права на жилое помещение в этой самой квартире. Душевно?
В восхитительном определении особое внимание обращают на себя следующие моменты. Статья 55 ЖК РФ предусматривает, что наниматель вправе вселить в занимаемое им жилое помещение детей и других родственников, если они являются или признаются членами семьи нанимателя (проживают вместе и ведут совместное хозяйство), а из материалов дела усматривается, что нанимателем является Николай Коток, умерший в 1991 году. Но ведь Людмила Стрижова — его дочь, выходит, она имеет право?!. Слегка противореча своим же построениям, коллегия решает: не имеет! Не имеет якобы потому, что сын Николая Котка (Юрий), проживавший в спорной квартире, не давал согласия на проживание здесь сестры... Оба–на! Так он же пропал без вести, а такие у нас считаются живыми 15 лет, если до того их кто–то не признает мертвыми. А вдруг Юрий Николаевич жив (вдруг он в плену у террористов или еще где), а когда он найдется и даст согласие (каковое суд соизволит признать), ему самому уже негде будет жить (поскольку суд и заинтересованная сторона его вроде как «похоронили»)?! И вообще, откуда облсудьям известно, на что он согласие давал, а на что нет?
Цитата: «Она отказалась от своего жилья 12.05.98 г. по своей воле, без заявления Котка Ю. Н., и после его исчезновения став на регистрационный учет в спорной квартире. Таким образом, Стрижова Л. Н. не доказала, что она вселилась с согласия брата постоянно, с равным правом пользования, как член семьи, спорной квартирой...» О глубине выводов коллегии и качестве исследования ею материалов дела можно судить (а можно и не судить, дабы не стать судимым) по нюансу: название города Мегион в определении неоднократно фигурирует с искажением как «Мешон».
Тем не менее прокуратура области и первый зам председателя облсуда надзорные жалобы Стрижовой оставили без удовлетворения и узаконили тем самым решение о ее «выбросе» из «родового гнезда» в никуда. И ходатайство всех без исключения жильцов дома 20 (соседей Стрижовой) о том, чтобы женщину оставили в покое, не помогло. Не помогли ни общечеловеческая логика, ни здравый смысл: ведь по–настоящему Людмила Николаевна вправе была требовать предоставления ей жилплощади как вынужденной переселенке, но она не стала просить помощи ни у кого, удовлетворившись жильем предков...


Наверняка к ничего не значащим совпадениям следует отнести то, что в двух случаях из двух, о которых повествуют «НН», судья облсуда Юрий Дронь председательствовал в составах коллегий, узаконивавших выселение граждан из их квартир.

В первом случае (о нем «НН» заикались более месяца назад) речь шла о квартире безвременно ушедшего в результате убийства г–на Ермолина, купленной им в строившемся доме и обживавшейся семь лет. Эту квартиру наша третья власть, давно мечтающая стать первой, решила у семьи убиенного отобрать, дабы передать юрлицу (причем весьма платежеспособному — целой авиакомпании). Очень человечно, гуманно, мудро, а главное — по закону, не так ли? Все же как надо любить закон, чтобы принимать такие решения, какие порой вызывают у законопослушных (и оттого беспомощных в стране, ставшей одним большим «бандитским Петербургом») граждан стоны, вопли, проклятья (в адрес того же закона и его слуг)?!.
Характерно, что в своих оценках происшедшего «НН» оказались не одиноки — публикация нашла продолжение в телепередаче «Крик» Валерия Котельникова, для коего права человека — не пустой звук. Там прозвучала глубокая мысль: с тех пор как жилье стало товаром, многие из его собственников (хозяев) не могут ощущать себя в безопасности (не убьют — так выселят). К ней бы добавить, как добавляют ситуации шарма вздутие цен на услуги ЖКХ и энергию с грядущим повышением налогов на приватизированное жилье, ведущие к его потере значительной частью населения.
Поднятая таким образом тема вызвала мощный отклик. Среди писем и звонков в редакцию оказалось и письмо Людмилы Стрижовой, в судьбе которой снова сыграли роковую роль трое судей облсуда (во главе с Ю. Дронем). Они не могли не понимать, что ждет 54–летнюю женщину с инвалидностью в результате их решения. Но им, похоже, без разницы, что из–за их решения в городе станет больше на одного бомжа, обреченного ночевать где придется (забыв о привычках) и доживать буквально последние дни подобно бездомной собаке. Главное — ее квартира достанется более достойным (с точки зрения «вершителей судеб»).
А «НН» здесь видится опасная тенденция: ведь похожим способом можно от имени закона и государства сломать жизнь кому угодно и в каком угодно количестве. Вывод? С таким «торжеством закона» следует бороться изо всех сил, чем «НН» и обещают заняться впредь, прося читателей считать сие обещание новогодним поздравлением с пожеланиями...

Виктор АНТРОПОВ