Сева — Илья Паньков, Елизавета Сергеевна — Людмила Трошина, Пирогова — Ирина Демидова, Степан Иванович — Евгений Калашник

Откуда прилетают мелодии к птицам? Птицы щебечут без нот, и возможно ли переложить на нотный лист их гомон? И есть ли что–либо более гармоничное, чем птичье пение? Мир спектакля «Ю» — это птичье пение, которое не подчиняется ничему рациональному. Здесь и люди как птицы, перепорхнувшие с картинок, что сопровождают пьесы Оли Мухиной. Незамысловатые черные галочки рассыпаны по странице. Разве можно с такими рисуночками ожидать чего–то серьезного от текста? Первое впечатление от прочтения — полный бред. Бессвязное бормотание, невнятный лепет, девичьи грезы, отсутствие и сюжета, и логики. «А на улице стреляют. Слышите? — Это моя жена». Чер–те что. Крикливый, выстраивая драматургию по крупинкам, вмещает между двумя этими репликами целую жизнь. Меняется ритм, замедляется дыхание, сгущается воздух, струится синий шарф на синем шелке, в проеме двери появляется женщина, которую все любят и хотят. «Моя жена», — предупреждает Сева Диму, но напрасно, и будет дуэль. Она курит тонкую сигарету, будто рисует вензеля на запотевшем окне. Ее зовут Сестра, она подстрижена под мальчика. В любовном смущении то натыкается на стол, то качает дверцу форточки, будто обмахивается веером, то падает скользяще–грациозно в этом гладком, светящемся, полупрозрачном круге балкона в виде буквы «ю». Сестра с Димой (Александр Барановский), приникшие друг к другу, танцуют непонятный чарующий танец, от которого першит в горле и хочется улететь куда–то. Ольга Цинк взяла миллиграмм своей угловатой пластики из спектакля «Двойное непостоянство» и распорядилась им так тонко, что ее Сестра стала образом вечной женственности — вечного любовного томления и нежности.
Любовь Севы — настоящая, большая, безысходная. Илья Паньков в этой роли (и вообще в последнее время) очень похож на Олега Меньшикова, и не только внешне. В нем — ясность зрения, подлинность чувства, обнаженность нерва, трагический надлом, самоирония как защита от той махины, которой обрушилась на него любовь. Но защититься невозможно. Никто и не защищается. Дуэт Ольги Цинк и Ильи Панькова привносит в пространство «Ю» лирический трагизм, без которого любовь была бы пресной и бестелесной.
Спектакль «Глобуса» вопиюще бессодержателен, если не считать содержанием жизни любовь. Театр фиксирует самое естественное состояние человека. Когда придут усталость от жизни, опыт неудачных браков, раздражение к людям — тогда это чувство покажется никчемным, бесполезным, обременительным. Но персонажи «Ю», которым от 20 до 50, хотят изнемогать от любви и испытывать сладость боли. Они любят потому, что с этим человек рождается. Невесомая женщина–пташка по имени Елизавета Сергеевна (Людмила Трошина), мерцая от счастья, сообщает, словно напевает, что «если прийти рано утром и тихо стоять у берега, то можно различить около десяти разновидностей речных рыб!» У нее в светлых волосах запуталась кувшинка, а Барсуков (Юрий Соломеин) стоит с ластами, и мерещится, что вода с них сбегает тонюсенькими струйками, ложится на пол буквами «ю». Восторженная Пирогова с картонным самолетиком, а то и с футбольным мячом и в крагах (Ирина Демидова), круглощекий дурашливый Николай (Юрий Буслаев), утопающий в бороде и усмешках Степан Иванович с початой бутылкой и смешными стишками типа «разбиваются сердца без воздействия винца»(Евгений Калашник), востроносенькая Аня в нелепом беретике (Елена Ивакина), печальный красавец Андрей, который смотрит на женщину так, что сердце останавливается (Павел Харин) — все они то танцуют, то поют, то обнимаются, то пьют чай из красных чашек оранжевого цвета. То уезжают навсегда, ищут друг друга, находят и теряют. Все красивы внутренним светом. Прикосновения, касания, скольжения, взгляды, смех, кружения, тени. Снуют туда–сюда две бузумные старушки (Наталья Орлова и Евгения Краснова), воруют чашки и вино, намекают на абсурдность мира. Мир абсурден потому, что в нем стреляют, когда хочется любить. Одна из старушек превратится в Люсю, которая всегда пригреет, если тебя сегодня не любят, и клич «Едемте к Люсе! Едемте стучаться в ее дверь!» станет победным. А у летчика, которого любит Пирогова, оказалось восемь детей, «но он же не виноват», а может быть, она придумала и летчика, и детей, и насмешила всех до упаду, как и все остальные, ибо не бывает любви без юмора, как листвы — без щебечущих птах.

подготовила Яна КОЛЕСИНСКАЯ