Начало

Дурацкий совдеп! Можно прикинуться крутой еврофирмой, навешать потолков, наставить по офису кондиционеров и бронзовых купидонов, однако дело это не меняет — Совдеп и есть совдеп. Ну скажите ради бога, кому пришло в голову назначать сбор группы в чужом незнакомом городе хрен знает в каком переулке в полдевятого утра? Чтобы успеть вовремя, гостиницу мне пришлось покинуть в шесть часов. Все, что я знал, — это рядом с метро «Красные ворота». Милиционер–лимитчик махнул в ответ палочкой от метро в одну сторону, такой же дворник показал метлой совсем в другую... словом, в начале девятого я был зол, взъерошен и все так же, на мой взгляд, бесконечно далек от Орликова переулка.
На счастье мое, у метро стоял молодой человек довольно–таки хиппового вида: кепочка фасона «Брюс Уиллис», деревянные бусы и кислотная оранжевая маечка.
— Вы не Орликов переулок ищете? — любезно обратился он ко мне невнятным североволжским говорком. — Вот здесь он, рядом. Идемте за мной, я по тому же маршруту еду: Польша, Бельгия и так далее.
В Москве любое проявление доброты и гуманизма воспринимается с настороженностью. Особенно после того, как тебя несколько раз перед этим пихнули в метро и послали по матушке. Посему к филантропическому юноше я отнесся угрюмо — еще заведет куда–то да отберет совместно с такими же дружками–хиппарями все, что нажито непосильным трудом. Тем более что багаж его для путешествия в загранку показался мне откровенно жидким. Но тот продолжал настаивать, в качестве доказательства предъявив помятую путевку, правда издалека. Терять мне было нечего — я поплелся за молодым человеком и вскоре увидел наш автобус — довольно–таки потрепанный годами и расстояниями черный с желтым немецкий «неоплан». Выждав для порядка минут пятьдесят пять и подобрав опоздавших, мы тронулись в путь.

Беларусь

Пропустим Московскую область, пропустим и Смоленскую. Поверьте, ничего интересного там мы не найдем. А вот Беларусь — страна загадочная, более того — сюрреалистическая. Мне она чем–то напомнила толкиеновский Мордор. Только вместо Саурона там батька Лукашенко. Помните, как Фродо добирался до Ородруина? Стоило смелому хоббиту попасть в страну орков, растительность стала чахлой и низкорослой, небо помутнело и покрылось пеплом, а все вокруг приобрело характер мрачный и пугающий. Низкие (таких в Сибири не увидишь), серые, как грязная вата, быстро ползущие тучи, не оставляющие солнечному лучу никакого шанса на выживание. Развороченная красная глина на обочинах, а в глине ковыряются мужички с грустно повисшими усами — делают ограждение для шоссе.
Сотни километров новенького унылого шоссе, почему–то не асфальтового, а бетонного (плиты как на взлетно–посадочной полосе, швы заделаны гудроном), нескончаемый сосновый лес, чередующийся с пустыми колхозными полями, периодические грузовые фуры из Польши в Россию... и все. Ни кафе. Ни гостиниц (хотя вру, каким–то чудом попалась одна или две). Ни телефонных будок. Ни бабулек, торгующих ягодой и грибами. Ни вообще людей (одинокий колхозник на телеге, встреченный недалеко от Минска, не в счет). Ни деревень. Подчеркивают этот сюр синие таблички вдоль дороги «Осторожно, туман!» и надписи, аккуратно выложенные по окружающим склонам из камешков трехметровыми буквами — «Берегите лес». Все вымерли? Или сбежали за бугор? Непонятно. Хотя первый вариант подтвердил позже мой родственник, ездивший в Белоруссию ко внуку на свадьбу — от тридцати дворов в его родной деревне остался только один. К счастью, поздно вечером тревожный пейзаж в духе Стивена Кинга естественным образом исчерпался, и мы встали на первый досмотр в Европу.

Польша

Знаете ли вы, что такое ночной переезд? О нет, если вы не испытали это на себе, вам этого и не понять. Ночной переезд — это когда некуда сложить одеревеневшие ноги (читатели ростом более 180 см, это относится в первую очередь к вам!), голова до утра безвольно болтается на спинке сиденья, а тело принимает по очереди вид то буквы «зю», то ижицы, а то, бывалоча, вообще сворачивается в какой–нибудь ипсилон. Милые читатели! Не клюйте на сладкие посулы туроператоров! Ибо речи их медоточивы, но язык раздвоен. Пусть это дешевле. Пусть из–за ночных переездов больше времени останется на осмотр городов. Пусть и пусть. Но собственное здоровье и позвоночник все–таки дороже. И еще. Так же настойчиво, как лет двадцать назад требовали отстоя пива, требуйте подробностей. Сколько часов вы будете в том или ином городе. В какое время прибывает автобус. Сколько сантиметров между рядами. И ежели сотрудники фирмы упорно молчат — бросайте такую фирму на фиг! Ей–богу. Но я отвлекся.
Пограничный пункт с белорусской стороны называется... правильно, Брест, с польской — Тересполь. В Тересполе мы и проторчали половину ночи, точнее — три с половиной часа. Сперва суровый пограничник прошел, заглядывая в наши загранпаспорта и сличая копии с оригиналом. В этот момент возникает дьявольское искушение вытянуть губы трубочкой, сморщить лицо в кулачок и страшно выпучить глаза, а потом посмотреть, что будет. Правда, когда вспоминаешь о наказании за такие проделки — автобус могут переставить в самый конец очереди и промурыжить еще часа три, искушение проходит само собой. Преувеличенно строгая полячка перебудила всю нашу группу, вытащила нас наружу, заставила достать багаж и выстроиться вдоль него. Затем прошла вдоль всей колонны, периодически задавая один и тот же вопрос: «Водка, цигареты?» Признаюсь, у меня появилось искушение номер два — ответить фразою из затасканного анекдота: «Спасибо, у меня свои». Впрочем, экскурсоводша перед этим предупредила, что у польских пограничников реакция на русский юмор может быть неадекватной... словом, рисковать я не стал.
Слава богу, наш нехитрый скарб особенных вопросов не вызвал, и нас пропустили в Речь Посполитую.
Какие первые впечатления? Поляки — нация щеголеватая. Пусть задняя стена дома не крашена бог знает сколько лет, а фасад изъязвлен обвалами штукатурки — зато окна непременно пластиковые, спутниковая антенна пытливо таращится в небо, а на подоконнике буйствуют розовые цветы. Справедливости ради скажу, что совсем уж плохоньких домов в Польше нет — во всяком случае, жалких дощатых лачуг а–ля Беларусь и Смоленская область я не увидел. Крепкие одно– и двухэтажные коттеджи ярких карамельных цветов, под лаковой черепичной крышей, новехонький трактор во дворе, у дома идеально ухоженный участок в несколько десятков соток (частная собственность на землю не отменялась в Польше даже во времена социализма) — такую типичную картинку можно наблюдать по всей стране, от белорусской границы до германской. Участки ничем не огорожены — видимо, такого понятия, как «урожай потырили бомжи», у наших бывших друзей по соцлагерю не существует.
Поляков наряду с венграми считают в Европе горькими пропойцами — во Франции даже бытует выражение «пить по– польски», то есть вечером, заперевшись дома, в одиночку и без закуски. Однако с утра пораньше, когда мы проезжали по городу, картина была оптимистичной: кто–то красит рамы, через десять метров перегружают картофель, там укатывают асфальт, здесь подвязывают яблони.. и что поражает — никто не бежит с утра в оттянутых трикошках с помятой канистрой к ларьку. Вот, собственно, и весь секрет процветания Польши (по сравнению с Россией страна действительно процветает, стремительно догоняя Германию) — просто поляки не ищут национальную идею и не жалуются соседу, до чего довели демократы: они работают и работают. Евросоюз это ценит: проехавшись по Польше, видишь выросшие, как грибы, сияющие заводские корпуса мировых производителей — «Панасоник», «Филипс», «Фольксваген», «Киа», «Дэу», «Тошиба» и прочая. Инвестируют в республику, извиняюсь за выражение, словно бешеные тараканы.
Мало того, что в Польше люди элегантные — они еще и удивительно вежливые, причем вежливость эта какая–то изысканная, генетическая что ли. Привыкши после чтения Гоголя и Максима Горького к стереотипу «надменного ляха», я был приятно разочарован. К вежливости располагают и сами польские грамматические формы — там нет второго лица, они не говорят «ты» или «вы», а спрашивают в лице третьем, например: «Что пан пожелает?» Раз спросят, другой, а на третий себя начинаешь и впрямь ощущать самым настоящим паном. Такой преувеличенный политес у хмурого россиянина поначалу вызывает ощущение подвоха, но потом, чуть позже, втягиваешься и получаешь в этом соревновании любезностями настоящий кайф. «День добжий!» — радостно приветствует тебя полячка у магазинной стойки. «Добжий день! — радостно кричишь ты в ответ. — Едно кило виногрона, «Кока–колу» и едно кило помидорив!» — «Проше, пан, — сияет продавщица, будто ты скупил у нее весь магазин. — Дзесенць злотых пендзесят грошей. Пан мае злотые или евро?» «Злотые, — расплываешься ей в ответ. — Проше». И дальше нарастание улыбок идет крещендо, как у Остапа Бендера с Корейко, пока ты не заберешь пакет с покупками и не осчастливишь девушку финальным «джинькуе!» («спасибо»).
Насчет евро и злотых: видно, что народ вовсю готовится к вступлению в Евросоюз — в любой, даже самой захудалой, лавчонке принимают, кроме родных злотых, евро и доллары, и сдачу дают тоже в любой валюте. Настоящий потребительский рай для бедного россиянина — это не Франция, не Германия, не Бельгия, а именно Польша. Огромные пакеты вкуснейших мясных деликатесов, фасованные по килограмму–два–три (вся эта вкуснятина примерно по 10 — 12 злотых за кг), необыкновенные соки в огромных полуторалитровых тетрапаках (морковно–банановый, например, стоимость тетрапака 5 злотых), булочки, похожие на сладкие грезы, порции в кафе, способные накормить Илью Муромца... И все это — по копеечным, смешным, почти нелепым ценам — заставляет утрачивать чувство меры и покупать гораздо больше, чем ты в состоянии потребить. Заказываешь ты, предположим, блюдо с названием «Kurczak», то бишь цыпленка с рисом. Проходит минут десять, и ты не без внутреннего содрогания видишь этого самого «курчака» — половину целой бройлерной курицы, разрезанной повдоль, которая смирно покоится на кургане из риса плюс три салата, идущие бонусом. Вокруг такого блюда не только могут расположиться трое... они и пообедать тоже могут всем составом.
Хочу сразу извиниться за обилие гастрономических деталей. Сие не означает, что я повсюду в Европе устраивал лукулловы пиры, оставляя за собой груду немытой посуды и обглоданных костей. Просто три любимых вопроса россиянина — «Почем там пожрать?», «Сколько стоят джинсы?» и «Долго будешь долги после поездки отдавать?» Вот на два из них я честно и попытаюсь ответить.
Варшава показалась мне не слишком шикарным городом – чересчур много социального жилья вроде наших хрущевок. Хотя строятся и совершенно «отвязные» небоскребы этажей по шестьдесят, например офис польской авиакомпании LOT. Больше всего поразили светофоры, увитые цветами, и высокохудожественные граффити, которыми исписан весь город. Если у нас на заборе или стене можно увидеть чаще всего слово из трех букв, тут — настоящие полотна, шедевры андеграунда. Над одной такой картиной, по–моему, корпеть нужно часов двадцать рабочего времени. И вообще, в Европе относятся к своим недоделкам просто. Нужно реставрировать дом, а денег нет? Отреставрируем позже, а сейчас завесим рекламным плакатом или расцветим аэрозолью из разноцветных баллончиков. Поэтому на польскую столицу глядеть приятней, чем на нашу — жиреющая Москва, как огромный спрут, высасывает деньги из провинций, наливаясь выпитой кровью. Здесь же сперва поднимают деревню и маленькие города, а столица нехай подождет.
С большим вкусом сделана также наружная реклама. Поляки не немцы, у них нету (пока еще) денег на шикарные лайтбоксы и дорогой неон, поэтому баннеры свои они делают с особенным тщанием. Лаконично, выразительно, красиво. Напрасно я вертел головой, ища привычные безобразные щиты размером 3х6 — таковых просто не оказалось. Польская наружка расположена не ПОПЕРЕК дороги, а ВДОЛЬ. Баннеры гораздо скромней по размерам и аккуратно развешаны на заборах и оградах вдоль дороги. Едешь по автобану и словно рассматриваешь картинную минигалерею. Очень уютное впечатление. После обеда проехали Познань — судя по числу иностранных заводов, сборочный цех Польши — и встали у немецкой границы. Дальше — Германия, Шенген. Но об этом — уже в следующем номере.

Германия

Фирменный знак сегодняшней Германии, практически ее символ — это ветряной двигатель. Огромные ветряки (с четырехэтажный дом), раскиданные через каждый километр то группками, то поодиночке, день и ночь вращают свои стальные лопасти медленно и тяжеловесно, как во сне или в фильме с замедленной съемкой. Немцы, похоже, уже исподволь готовятся ко временам, когда нефть и газ станут дефицитом, и меняют источники энергии на дармовые и экологически чистые. На экологии «боши» вообще помешаны: на улицах и автобанах не найдешь ни брошенного пакета, ни фантика, ни бутылки. На каждой автозаправке стоят три (!) бака для мусора с надписями: «Белое стекло», «Зеленое стекло» и «Коричневое стекло». Подойдя с пластиковой бутылкой, я был обескуражен: куда ее? Потом сунул куда придется — пускай разбираются.
Существует набор определений, характеризующих национальные черты народов. Итальянцы пылкие, англичане чопорные, финны — меланхолики, ирландцы — алкоголики. Немцев принято считать педантами, аккуратистами, занудами и все такое. Да, аккуратисты, да, педанты, да, фантика или бутылки пустой у них на улицах не увидишь, и лес какой–то синтетический — без птиц и насекомых. Но благодаря их занудности в малом им не приходится каждый год решать вопрос, отчего зима опять наступила внезапно, а в доме номер 5 вновь лопнула труба с кипятком. Даже сантехника немецкая занудная и экономная. На унитазе не одна ручка, как у нас, а две, назовем им для понятности... хе–хе... «Старт» и «Стоп». То есть сделал дело, вылил потребное количество воды и тут же даванул на «Стоп» — не дай бог, лишний литр перельешь. Тут же я увидел первые раковины с пробками. Добросовестно пытался приспособиться к ним, но так и не смог.
Восточная Германия — плоская, как стол. А вот Западная — крутая и холмистая, и если будете проезжать через Баварию, запаситесь «драминой», иначе укачает.
Головокружительная пропасть между Восточной и Западной Германией, существовавшая 15 лет назад, стала, разумеется, поменьше, но все еще очень заметна. Много говорится, что западные и восточные немцы после объединения друг друга недолюбливают. Западные зовут восточных «осси» и считают их чем–то вроде бедных родственников, неприспособленных к жизни. Восточные кличут западных «весси» и относятся к ним, как к надутым снобам. Доля правды есть и в том, и в другом, но контрасты разительны. У «осси» очень многие площади не возделаны и никак не используются, у «весси» такого просто не увидишь. А гостиницы в Германии просто замечательны! Независимо от количества звездочек вы найдете там мягчайшие постели и свежайшие полотенца, белейшие простыни и большой набор умывально–туалетных принадлежностей. Совсем не то в других странах...
Впрочем, Германию мы проскочили пулей, а останавливались только на обратном пути. Поэтому про Дрезден я расскажу уже в последнем выпуске «Путешествия».

Голландия
I
О cыре, девушках и тюльпанах

Везет все–таки европейцам! Задумал поехать куда–нибудь, например из Лиссабона в Зальцбург, и поехал себе. Ни загранпаспорта, ни визы, ни приглашений от родственников. Даже деньги, и те менять не надо. Никаких пограничных пунктов, только время от времени встречаешь пропускные терминалы, где собирают деньги за использование шоссе. О том, что ты пересек границу, свидетельствует только скромненький столбик с синей табличкой (ну там, «Netherlands» или «France» в окружении евросоюзовских звездочек), радиопередачи на другом языке плюс к этому смена сотового оператора на дисплее телефона.
Обычно вспоминают четыре символа Нидерландов: тюльпаны, мельницы, сыр и деревянные башмаки. Для тюльпанов был не сезон — мы прибыли в Голландию 22 сентября, день, который официально именуется «первым днем осени». Мельницы я видел только две — при въезде и выезде из страны. Деревянные башмаки... хм, трудно представить, что этот предмет туалета носят где–либо сейчас, даже в глухой провинции, но вот наивным туристам на сувенирной фабрике его втюхивают, это да. Сыр... был и сыр на той же фабрике, сырные головки важно круглились–лоснились на неструганых полках, привлекая туристов жирными слезящимися боками. Цены, однако, отпугивали: 15 евро за килограмм. О процессе приготовления сыра (с последующей дегустацией) нам рассказывала высокая белокурая голландская девушка в очках.
Вообще в Европе девушки довольно некрасивые, но Голландия — приятное исключение. Идешь про улице, три–четыре девчонки самые обычные, а пятая — настоящая фотомодель, хоть стой хоть падай. Рост под 180, талия как рюмочка, локоны до пояса... словом, супер! На велосипеде (Голландия, как известно, страна велосипедистов), с развевающимися по ветру волосами, такая красотка смотрится еще эффектней.
В отличие от своих соседей — немцев и бельгийцев — жители Нидерландов более–менее трекают по–английски. Это радует. Правда, с чудовищным акцентом. Вместо «с» везде произносят «ш». Например, «шэнк ю» или «чиш» вместо «чис» («сыр»). Звучит забавно, но иногда самые привычные слова узнаешь с трудом.

II
Бегство хиппи.
Жилые лодки.
Конопляный трамвай

Голландцы не любят евро. Болезненно восприняли его введение и до сих пор ценники вывешивают в гульденах. Равно как и французы — во франках. Наверно, правду сказал Задорнов: «они все тупые». Иначе бы не привыкали к новой валюте полтора года и больше. Им бы устроить наш обмен старых сторублевок на новые в течение трех дней, включая вчерашний... и посмотреть на то, как народ тусуется. Хотя не стоит — они с их хрупкой психикой могут и не пережить такое потрясение.
В Германии воздух какой–то синтетический. А вот едва въезжаешь в Голландию, в ноздри ударяет микс из селедочного аромата, запаха водорослей и мощного амбре коровьего навоза. Коровы живописно разбросаны вдоль всей загородной дороги и, что удивительно, все одного цвета — белые в коричневых пятнах. Не рыжие, не черные, не какие–то еще, а все вот именно такие. Голландская порода, однако.
Прямо перед Амстердамом хипповый молодой человек в кепке «Брюс Уиллис» внезапно вылез из своего закутка, взял микрофон из рук гида и произнес прочувствованную речь.
— Сегодня я принял решение коренным образом поменять свою жизнь, — слегка напирая на «о» и заметно волнуясь, начал оранжевомаечный неформал. — Я хочу остаться в Нидерландах и назад не вернусь. (Публика в автобусе негромко охнула.) Да, раньше я совершал не очень хорошие поступки... и, вообще, был самым негодным негодяем, но теперь буду совсем другим. У меня под Амстердамом живет дядя, я написал ему, что приеду, и он готов меня принять. (Тяжелый вздох.) Понимаете, я сирота, ни папы, ни мамы, в Вологде у меня только тетка, но она... ух какая стервозная женщина. (Понимающие улыбки пассажиров.) Надоело мне сидеть в моей Вологде и вкалывать за тысячу рублей в месяц. Так ни семью не создашь, ни денег не заработаешь. Лучше буду здесь ветеринаром — буду ухаживать за коровами на ферме у дяди. Ни за что бы к вам не обратился, — скромно потупился молодой человек, — если бы не деньги. У меня на сегодняшний момент осталось всего пять евро. Прошу вас, дайте кто сколько может (не хватало только фразы «Сами мы не местные»), чтобы заплатить штраф.
И молодой человек стянул с головы свою всеобъемлющую кепку — и по автобусу. Растроганный народ бросал кто евро, кто два, кто пять, и в несколько минут наш великий комбинатор набрал даже больше, чем нужно.
Сейчас поясню насчет штрафа. Еще в Москве наша гидша предупредила всех, что любой желающий, конечно, может остаться в Европе на срок действия визы, а может и вообще сбежать — дело, конечно, его личное, никто силой удерживать не будет. Но экскурсовод при этом обязан сообщить в полицию паспортные данные сбежавшего, после этого беглеца отлавливают, высылают за пределы Шенгена и пять последующих лет в эти пределы не пускают. Обязан, но может и не сообщать. Однако же, когда пересекаешь Шенген в обратном направлении, пограничники пересчитывают народ по головам и интересуются судьбой исчезнувших. И если сопровождающая группы говорит, что по каким–то причинам не успела заявить в полицию, с нее берут штраф — 50 евро за каждого человека. При этом про сбежавшего успешно забывают, и он после самостоятельного возвращения может снова спокойно ездить в Шенген. Поэтому смысл речи сводился к тому, что, дескать, сбегайте на здоровье, только оставьте 50 евро на штраф, и все в порядке.
В общем, молодой человек по имени Женя заплатил выкуп и плавно растворился в амстердамской толпе. Позднее оказалось, что у него там не дядя, а девушка, а может, и девушки никакой нет, и что отсидел он дважды, потому долго за границу не выпускали, и вообще человек он странный. Бог ему судья.
Ну вот и Амстердам. Красотища, е–мое! Каналы, море велосипедистов, пряничные домики в духе сказок про Гензель и Гретель. В отличие от Польши и Германии здесь масса «кофейного» и «шоколадного» населения — в основном уроженцы Индонезии и Суринама. Голландцы давно избавили их от своего колонизаторского присутствия, однако ностальгия по европейскому образу жизни замучила освобожденные народы, и они в массовом порядке ломанулись в Нидерланды.
Одно из самых ярких впечатлений Амстердама — жилые лодки. Представьте себе баржи или понтоны (не знаю, как лучше назвать), прикованные цепями к набережной и покачиваемые волнами от проходящих катеров. На этих баржах выстроены одноэтажные барачки, а в них живут люди. Вид постройки простоватый, типа сараюшки, но тем не менее с пластиковыми окнами, с Интернетом, спутниковыми антеннами и всеми делами типа канализации. Канализация, кстати, выходит прямо в канал, бе–е–е... Представляете, в чем там катера плавают? Жилые лодки появились примерно лет 50 назад, во времена жилищного кризиса, а теперь это стало вроде бы как модно и стильно, и лодка такая стоит не меньше, чем городская квартира со всеми удобствами. Теперь там оттягиваются богатые чудаки со всего мира: едешь по каналу и видишь над лодками–квартирами английские, австралийские и прочие флаги. Штор нет, жалюзи нет — любуйся на панораму того, что происходит внутри. Один пьет кофе, другой смотрит телевизор, третий в Интернете чатится... зрелище незатейливое, а гляди–ка ты, увлекательное!
В Амстердаме, уж не сочтите за рекламу, культ пива Heineken. Куда ни взглянешь — везде оно, на любом плакате. А одно из культовых мест города — музей пива Heineken experience museum. (В Бельгии, кстати, такое же сумасшествие со Stella Artois.) Ну а еще Амстердам — это, конечно же, «квартал красных фонарей» (на самом деле это, скорее, улица с названием Wallen) и легализованная марихуана. Конопляный пятилистник изображен и на туристских сувенирах — майках, чашках. Видел даже целый трамвай, расписанный конопляными кустами. Ей–богу, не вру!
Голландцы — народ симпатичный, но вот язык у них просто из рук вон. Возьмите обычный немецкий и от души добавьте туда разнообразных скрежещущих, гыркающих и отхаркивающих звуков — вот вам и голландский язык. Такое впечатление, что они все время прочищают горло.
Когда покидаешь Голландию, их радиопередачи плавно меняются на фламандские — они звучат не в пример приятней.
Все, не могу больше писать про Амстердам. Грустно и назад хочется.
Давайте лучше про Бельгию. Но в следующем номере.

(Продолжение следует.)

Сергей БЕСЕДИН