Марата замочили не в сортире... А в ванне

13 июля исполнилось 210 лет со дня смерти очень яркого персонажа французской истории Жана Поля Марата, за свои кошмарные заслуги удостоившегося получить целых две персональных улицы в Первомайском районе Новосибирска (одна просто Марата, другая — Марата 2–я). Марат всю жизнь обходился без крупного портфеля, но благодаря публицистическому мастерству и популярности своей газеты «Друг народа» был во Французской революции влиятельнейшим товарищем, настоящим чекистом по зову сердца.

Ленина можно считать законченным воплощением Марата: такой же отличник с детства с тяжелым характером, потом лихой журналист, который стремительно наращивал политическое влияние на травле буржуазии и был всегда экстремистом из экстремистов. Детище роковой матрицы Марата, Ленин точно так же имел некрасивую жену, скрывался, был эмигрантом в Великобритании, издавал подпольную газету и перед апогеем революционных событий привлекался к суду за экстремизм. Ленин тоже долго болел, и на него было покушение (в сходном возрасте), причем покушалась молодая женщина! Только вот Марат покушения не пережил. И не дожил до сладостного момента взятия верховной власти собой лично. Отметим, что все соратники и Марата, и Ленина оказались уничтоженными своими же. Зато карма Владимира Ильича, неуклонно шедшего путем Марата, оказалась потяжелей, и он надолго застрял в мавзолее. Кстати, весь посмертный культ Ленина тоже оказался списан с маратовского. Только во Франции все было сделано с галльской легкостью: террор быстрый, изживание революционных глупостей очень быстрое, очищение Пантеона от якобинских останков — стремительное.
Было 13–е число. В этот жаркий июльский вечер депутата Конвента Марата особенно донимала лихорадка. Сидя в нелепой на современный взгляд (похожей на галошу) ванне, он маялся над статьей, в которой усиленно проклинал прусского короля — ярого врага революционной Франции. На стене между двух пистолетов висела географическая карта, над которой зачем–то крупно было написано слово «Смерть»... Марат выражал надежду, что короля сразит кинжал какого–нибудь современного Брута. Редактор «Друга народа» писал о тираноубийце Бруте, напрасно тревожа тень неблагодарного пасынка, поднявшего руку на своего приемного отца Цезаря. Совпадений оказалось слишком много. Тень Брута явно вдохновляла и стройную высокую блондинку, сидевшую рядом с погруженным в теплую воду депутатом и оживленно рассказывавшую ему о заговорщиках–жирондистах. Коричневое платье оттеняло белизну ее кожи и ясные голубые глаза. Отмокавший в ванне кровожадный трибун думал лишь о чужой смерти, но никак не о своей. И тут ангельское создание вдруг оборвало свой интересный рассказ и выхватило из–за корсажа большой столовый нож с черной ручкой...
Мало что обещало в хилом отпрыске из хорошей семьи будущего революционного тирана. В детстве и юности Жан Поль усердно учился, освоил восемь языков и все основные науки, существовавшие тогда. Особенно хорошо он знал и любил древнюю историю, преклоняясь перед деяниями древних греков и римлян. Достигнув известности, Марат вспоминал: «С детских лет я был объят любовью к славе...» Служить человечеству он решил на врачебном поприще.
Марат был превосходным диагностом, удачливым окулистом и терапевтом. Еще весьма молодым человеком он получил очень авторитетное тогда звание доктора медицины. Он неплохо зарабатывал, так что мог себе позволить удовольствие издавать книги за собственный счет. От благодарных пациентов Жан Поль получил почетный титул «врача неисцелимых» — это случилось, когда он вылечил от туберкулеза приговоренную докторами к скорой смерти прелестную маркизу, которая не замедлила бросить неотесанного мужа ради своего спасителя. Марат, имевший 155 сантиметров роста, сущая обезьяна лицом и к тому же заметно шепелявивший, не был обделен дамским вниманием и прилежно коллекционировал все новые и новые победы.
Попробовал себя наш доктор и на литературном поприще, сочинив невыносимый роман из экзотической для галлов польско–русской жизни «Приключение молодого графа Потовского» про враждующие семейства и счастливую свадебку напоследок. Действовали в нем польские графы наиблагороднейшего образа мыслей и не менее аристократические девицы с необычайно чувствительной душой. Будущий «друг народа» пописывал и о необходимости революции, но до самого штурма Бастилии предпочитал вращаться в высшем обществе. Правда, в итоге ему, утомленному победами над столбовыми дворянками, пришлось довольствоваться некрасивой прачкой...
Осознав ничтожность своих упражнений в изящной словесности, Марат с пылом отдался наукам — естественным и общественным. В ученом трактате «О человеке» он с безнадежно идеалистических позиций много рассуждал о том, где же у гомо сапиенса расположена душа, за каковые претензии был изящно выпорот Вольтером — и возненавидел его на всю оставшуюся жизнь. Взявшись за постижение тайн огня, электричества и оптики, Марат написал несколько толстых книжек, в которых поведал человечеству о неких своих двадцати крупных открытиях. Только вот даже коммунистические историки, писавшие о Марате в самых умильных тонах, упорно избегали разговоров по существу этих открытий. Между тем Марат на чем свет стоит крыл теории Исаака Ньютона, автора основополагающих трудов по оптике (но претензии француза в этой отрасли знания нигде не отражены), а великого Алессандро Вольта без обиняков обзывал шарлатаном. Увы, наперекор «врачу неисцелимых» человечество упрямо измеряет электрическое напряжение в вольтах, а не в маратах. В самых крепких выражениях «друг народа» оценивал заслуги еще более великого Антуана Лавуазье, имевшего неосторожность игнорировать как работы, так и нападки Марата.
Одержимый манией величия, бедный Марат был вынужден сам писать рецензии на свои трактаты, помещая их в журнале, издававшемся приятелем. В них он писал о знаменитом ученом Марате в самых лестных выражениях, горячо, по разным поводам пожимая себе руку. Через несколько лет, уже в пору революции, случилась у него яростная, но бескровная перебранка с отрядом королевских войск. В журнал тут же полетело сообщение: «Грозный облик Марата заставил побледнеть гусаров и драгун, как его научный гений в свое время заставлял бледнеть Академию» — скромно писал «друг народа». Приятель эти слова от греха подальше выбросил... и через несколько месяцев взошел на эшафот. А потом якобинцы без раздумий отрубили и гениальную голову Лавуазье...
Марат не занимал постов, был простым депутатом, но имел огромную поддержку в народе, постоянно бичуя богатых и жалея бедных. В своей газете этот опытный демагог и хлесткий полемист упорно натравливал неимущих на имущих, без устали твердя одно: Франции необходима диктатура, кровавая диктатура, которую контролировал бы умный диктатор. Не он ли сам? В начале революции наш Марат занимал недолгое время довольно умеренную позицию, требуя повесить в Тюильрийском саду лишь восемьсот депутатов с графом Мирабо посередине. Затем он потребовал 260 тысяч голов врагов народа, или жизни почти каждого десятого взрослого француза. Подстрекая чернь к страшным сентябрьским убийствам 1792 года, когда толпа напала на арестантов и истребила почти половину заключенных в девяти парижских тюрьмах, Марат неустанно требовал все новой и новой крови. Когда заработал якобинский трибунал, Жан Поль был крайне недоволен его медлительностью...
В последние свои месяцы Марат тяжело болел. Сам врач, он не мог определить, что за напасть иссушает его лихорадкой и покрывает тело мучительно зудящими язвами. Впрочем, его враги очень определенно заявляли, какой–такой неприличной болезнью он хворает (так, кстати, и лечившие Ленина лучшие доктора до самого вскрытия не знали причину инсультов Ильича и на всякий случай лечили его ртутными втираниями от сифилиса). Марат питался почти что одним кофе, перемежая его с миндальным молоком, настоянным на глине. Большую часть дня он проводил в ванне — нестерпимый зуд смягчала только теплая вода. Ему только что исполнилось пятьдесят. Четырехкомнатную квартиру «друг народа» делил с молодой прачкой Симоной Эврар, преданно ухаживавшей за больным и скромно именовавшей себя его «сестрой». По смерти Марата она — более заслуженно — именовалась вдовой трибуна. И ведь вправду их соединил культ Верховного существа (якобинцы практиковали крайний протестантизм, оставив от религии только веру в высшую силу и бессмертие души), когда Марат пригласил служанку в кабинет и воскликнул: «В великом храме Природы клянусь тебе в вечной верности и беря свидетелем слышащего нас Творца!»
Ванной комнатой бывшему доктору служила каморка, где стояла взятая напрокат ванна. В те времена это был предмет роскоши: в Версальском дворце ванных комнат не было вообще, в Елисейском первая ванная появилась лишь в девятнадцатом веке. Марат слышал, как верная Симона отказывалась пустить к нему посетительницу, уже приходившую утром. Услышав молодой женский голос, больной отвлекся от статьи, которую сочинял, разложив бумаги на лежавшей поперек ванны доске. Марат крикнул Симоне, чтобы она пустила просительницу. Миловидная дама в высокой шляпе присела на стул рядом с ним, спокойно рассматривая грубое лицо своего врага. Заглянувшая в гости к Марату Шарлотта Корде была правнучкой великого драматурга Пьера Корнеля и всю свою жизнь прожила в нормандском городке Кане. Революция ей сначала понравилась, но начавшийся террор вызывал содрогание и жалость к его жертвам — умеренным революционерам–жирондистам. Местные жирондисты считали Марата сущим дьяволом, готовым к безбрежной тирании. Небогатой дворяночке через месяц должно было исполниться двадцать пять лет, когда она, оставив отцу трогательное прощальное письмо, отправилась в Париж. Остановившись в гостинице, она выспалась, узнала адрес «друга народа» и отправила ему подряд две записки, где просила об аудиенции с целью предотвратить контрреволюционный заговор. Затем купила столовый нож, в шестом часу вечера послала за парикмахером, потом переоделась и отправилась на улицу Кордельеров.
Беседа с будущей жертвой продолжалась не более четверти часа. Поигрывая веером и нисколько не смущаясь тяжелого, из–под воспаленных век взгляда Марата, Шарлотта диктовала список мнимых заговорщиков. Депутат, кривясь от возбуждения, быстро царапал поперек статьи имена врагов, бормоча: «Никто из них не избежит гильотины!..» В следующую секунду блеснуло лезвие. Шарлотта одним ударом по самую рукоятку вогнала нож в желтую, покрытую язвами и расчесами грудь трибуна, пронзив аорту и легкое. «Ко мне, дорогая, ко мне!» — хрипло крикнул Марат, призывая сожительницу. Шарлотта быстрым шагом уже подходила к выходу из квартиры, когда вопли Симоны, увидевшей залитое кровью тело, переполошили дом. Случайно оказавшийся в квартире комиссионер Лоран Ба потом с гордостью показывал, что он «свалил чудовище на пол ударом стула по голове и держал его за груди». Покушавшуюся едва не растерзали на месте; Париж был потрясен смертью своего кумира.
Шарлотта на протяжении следствия поражала всех хладнокровием и четко объясняла мотивы своего поступка: Марат должен был умереть, ибо «спровоцировал резню в сентябре, он раздувал огонь гражданской войны... посягнул на власть народа, потребовав 31 мая ареста и заключения депутатов Конвента. ...Я убила мерзавца, чтобы спасти невинных». Юмор не оставил ее и в тюрьме: своим адвокатом она просила стать Робеспьера! Уже через четыре дня после убийства Шарлотту повезли на эшафот. Член трибунала Леруа заявил, что зрелище людей, с таким мужеством принимающих смерть, дурно воздействует на народ, и предложил предварительно пускать осужденным кровь, чтобы «поубавить им храбрости». А депутат Конвента врач и философ Адам Люкс выпустил манифест, где назвал Шарлотту Корде «тираноубийцей», а после неизбежного ареста заявил, что «последует за той, что зажгла в нем безнадежную неземную любовь»; на эшафоте он вел себя так же безукоризненно, как и его вдохновительница.
Марата похоронили в Пантеоне с необыкновенной пышностью, наставив везде памятников разного размера. Но уже через полтора года его имя было предано проклятью, а тело кое–как зарыли на соседнем кладбище. Вскоре дожди размыли неглубокую могилу, и тогда «нечистые останки разбойника», как писала пресса, были выброшены в грязь. А потом и еще дальше. Виктор Гюго писал, что батистовые лоскутья от савана Марата были несколько лет спустя обнаружены в громадной парижской клоаке. Достойный урок тиранам!

Алексей ТЕПЛЯКОВ

Версия для печати
Отправить по e-mail
Обсудить в форуме NNEWS.ru






ab579876

технический портал :: схемы :: программы :: технический форум :: техническая библиотека

Rambler's Top100 По всем вопросам, связанным с функционированием сервера, пишите администратору
© 2001-2006, «Новости в Новосибирске», Все права защищены.