Бродя по Екатерининскому саду в Царском Селе, Пушкин рифмовал строки. А Полунин спустя почти два века сочинял «сНЕЖНОЕ шоу». Случилось это десять лет назад. С тех пор была показана тысяча представлений.
Полунин возит снег с собой. У нас что, своего мало? Нет, просто этот снег особенный. Он — игрушечный, но будто взаправдашний. На самом деле это мелконарезанная калька, но очень интересно, как в детстве, воображать, будто этот снег — взаправдашний. Визуальные эффекты в «сНЕЖНОМ шоу» сделаны на уровне ХХI века. Но нет здесь таких новообретений века нынешнего, как злоба, жестокость, цинизм. Не злоупотребляя трюками, артисты творят атмосферу, в которой хорошо всем.
Клоуны, привыкшие выступать перед детьми, почему–то корчат из себя круглых дураков. А Полунин, хоть и возглавляет «Корабль дураков», совсем другой клоун. Никто не смеется НАД ним — все смеются ВМЕСТЕ с ним. И публика у него другая — взрослая. Но добровольно и охотно впадает в детство. Потому что знаменитый мим напоминает, какими мы были когда–то и что все мы родом из детства, вытаскивает из наших душ давно забытые ощущения. И рассказывает обращенным в его веру простую и грустную историю.
В снежном безмолвии появляется клоун в желтом плюшевом комбинезоне и торжественно катит огромный белый ком, а потом оказывается старым знакомым по имени Асисяй, управляющимся с двумя надувными телефонами. Персонаж Славы Полунина действует в стилистике немого кино. Он смешной и беззащитный. Для перевода потаенных переживаний на сценический язык ему совсем не нужны слова. В этом молчании — простота и ясность мысли, свойственная мудрецам и детям. Полунин играет историю одиночества и затерянности в этом бескрайнем мире, в котором ты — всего–навсего пушинка. Когда на душе совсем зябко, он обращается к висящему на вешалке пальто, и вдруг пальто оживает. Обняться с ним становится более реальным, чем с близким человеком, которого нет. Жизнь будет мотать этого персонажа туда–сюда, проверять на крепость, вонзать стрелы в самое сердце, посылать в путь, которому нет конца, и будут сопровождать это путешествие стук колес и свист паровозных гудков, записанные на разных вокзалах мира. А в последнюю секунду своей жизни этот беззащитный Асисяй останется один на один с Космосом, лицом к лицу с пронзительным, слепящим светом мощных прожекторов, и, сделав шаг по светящемуся тоннелю, пропадет в неистовом снежном вихре. Этот вихрь ворвется в зал и поглотит все пространство до самого верхнего яруса.
Команда Полунина ведет всех от разобщенности к единству. И тогда становится нормальным всем вместе хулиганить, придуриваться и безобразничать. В антракте не следовало бы посещать буфет. Потому что в зале интереснее. Клоуны в зеленых балахонах, вислоухих шапках и ботинках, похожих на лыжи, озираясь и примериваясь, лезут в зал. Они, как школяры на уроках, целеустремленно истребляют скуку и однообразие жизни: громоздятся на плечах солидных мужей, крадут сумочки у их жен, вышагивают по спинкам кресел, обливаются водой, хватают добропорядочную девушку и волокут за кулисы. Сеанс релаксации удается на славу. Свобода жизни торжествует над убогостью существования.
Был бы зал поменьше — не осталось бы непричастных. Как бы ни мощна была энергетика Полунина, а последних рядов, тем более ярусов НГАТОиБ, не достигает. Обидно чувствовать себя чужим во всеобщем разгуле. Это все равно как тебя в детском садике не брали в шумную игру. Или не пускали гулять во двор. Но эта беда поправима. Финал в «сНЕЖНОМ шоу» — вовсе не финал. В бал шаров вовлечены все до единого. Огромные мячи, как планеты во Вселенной, плывут по залу, и дяди с тетями толкают их руками (а то и ногами). И нет в гардеробе никакой очереди. Нехотя зрители покидают зал отдельными группками. Глаза сияют.


«Расписание Полунина составлено на год вперед, но там нет и строчки о гастролях в России», — писала одна московская газета в 98–м году. И вот эта строчка появилась. Народный артист России, «лучший клоун мира», лауреат премии «Триумф» и многих других престижных наград Слава Полунин дал 25 спектаклей в Москве и затем добрался до Новосибирска. Журналистам удалось пообщаться с ним за чаем в теплой атмосфере пресс–клуба.

Человек с лысиной и седыми космами излучал спокойствие и добродушие. Одет он был в красный свитер с надписью «Асисяй». Эта вещь совсем новая — за три дня до приезда в Новосибирск ее подарила благодарная зрительница. Угадала, чтобы пришлось впору.
— Вячеслав Иванович, ваше «сНЕЖНОЕ шоу» в каждой стране по–разному встречают?
— Во Франции, например, встречали по одежке. В афише было написано: «Таких костюмов вы еще не видели». Американцы восхитились: «Техника, спецэффекты, как в Голливуде». В Чехии мы играли в зале на 50 мест без единого спецэффекта, без декораций, но зрители воспринимали спектакль ничуть не хуже. Ближе всего мне московская публика — она самая живая, сопереживает персонажу, его судьбе.
— Публику любите московскую, а живете в Париже...
— В России жизнь нерегулируемая. Ядерная среда. У людей большой творческий потенциал, но десятилетиями он не может вырваться наружу и реализоваться. С французами поспокойнее. Я долго выбирал город для жизни. Объехал семь городов: Милан, Барселону, Амстердам, Нью–
Йорк, Берлин, Лондон и Париж. Везде жил по полгода. И понял, что по духу мне ближе Париж. Живу в 20 минутах езды от центра Парижа, в лесу.
— И сколько времени в год вы живете в Париже, вернее, в лесу?
— Раньше, когда я жил в Лондоне, мне удавалось две недели в году провести дома. А сейчас в моем распоряжении чаще всего лишь несколько дней, чтобы один чемодан бросить, другие забрать. Правда, после Новосибирска удастся побыть дома. У меня запланирована неделя в Голландии, две недели в Париже, потом неделя в Лондоне, потом снова Париж. А дальше Сеул, Чикаго, Питер... Мы все вместе, всей кучкой, — моя семья, мои друзья — болтаемся по свету. От всей нашей компании исходят круги радости, которые, надеюсь, передаются и зрителям.
— Вы, наверное, к жизни относитесь с большим удовольствием?
— Я собираю таких людей вокруг себя, которые сами живут на всю катушку и других вовлекают в это. Жизнь настолько красочная и вкусная, что достаточно просто открыть глаза, влезть в это — попытаться привнести что–то свое. Евреинов когда–то так сказал: театрализация жизни. Так вот, я стремлюсь ежедневность свою делать по законам театра — по законам красоты и творчества. Пытаюсь снять границу между искусством и жизнью. Когда–то, может быть, человек не будет бояться творить, вся его жизнь превратится в творчество.
— Уличные фестивали — из той же области?
— Сегодня это самый живой, самый искренний, самый мощный театр. Мы готовим «Crazy woman»–
фестиваль (фестиваль «бабы–дуры»). Собираем сумасшедших женщин со всего света и проведем с ними фестиваль в Москве. Сумасшедшие женщины — это те, для которых отсутствуют обычные границы. Они делают то, что хотят. Не ждут, пока их одобрят, на всю катушку реализуют себя. Восемьдесят процентов талантливых имен в клоунаде — женские. Мужское время кончилось, и в клоунаде тоже. Всегда так было: чаще мужчины пробивали лбом идею, а потом приходили женщины и делали это лучше них. Сейчас не надо ничего пробивать, все открыто. Мужчины растерялись, не знают, что делать, не находят приложения своим силам. А женщинам — раздолье. Поэтому и решили с женщинами фестиваль делать.
— Надеюсь, ваша жена — тоже сумасшедшая?
— Конечно!
— А каков род ее сумасшествия?
— Последние два года вяжет без остановки — обвязала кружевами весь дом, каждую ложечку одела в кружева. Но упевает еще много чего. А в Москве на Рождество мы устроили себе праздник валенок. Девчонки пошли на рынок, накупили всевозможных валенок. Вышили их, прорезали в них окошки, молнии попришивали — 36 пар. Вы можете посмотреть, во что обута моя команда — в фантастические валенки!
— Почему же вы сами без валенок, Вячеслав Иваныч?
— Да просто они мне натерли ногу, и я их на время оставил.
— Скажите, а может жизнь быть сплошным праздником?
— Праздник — это преодоление своих страхов, сопротивление всему тому, что предоставляет нам обыденность. Вряд ли у нас меньше проблем, чем у любого другого человека. Но если ты заряжен положительно, то в любой ситуации найдешь решение. Один знакомый в 91–м году в Петербурге предложил мне устроить карнавал. Я ему говорю: «Какой карнавал? У меня один мешок картошки на всю зиму, больше ничего нет». А он: «Поэтому и карнавал». Карнавал нужен тогда, когда человек нуждается в помощи и поддержке.
— Но какова для вас необходимая доза одиночества?
— Одиночество — красивая вещь. Потому я и поселился в лесу, что люблю одиночество и тишину. Лес, речка, вокруг меня всякие животные, птицы. За километр от меня — маленькая деревня, домов двадцать.
— Наверное, вам не удается дома встречать Новый год?
— Мне повезло. Я все новогодние праздники провожу как артист. Тысяча человек в зале, у них — улыбка до ушей, песни поют. Я не знаю, как можно эту атмосферу сменить на какую–то другую. Как–то Новый год мы отмечали в Торонто. Там сугробы были выше автобусов. Отменили наши спектакли, потому что добраться было невозможно. И мы понабрали всяких костюмов, надели юбки шотландские и в них встречали Новый год. А в другой раз мы встречали Новый год на Гавайях, куда елку пришлось везти из Европы. Прямо под нашими балконами — два метра до воды — дельфины вместе с нами храпели всю ночь. Каждый Новый год в новом месте — огромное удовольствие.
— А в Новосибирск вы снег с собой привезли...
— Почти две тонны. Это специальный снег, который не горит.
— И не тает...

Яна КОЛЕСИНСКАЯ