На трех площадках Новосибирска было представлено четыре программы, из коих любители гитары могли заключить, что песни у костра — это самый примитивный и самый неблагородный аспект любимого народного инструмента, каковым сегодня является вовсе не домра и даже не балалайка. С другой стороны, музыканты–виртуозы, звезды гитарного исполнительства (как их заявила филармония) продемонстрировали весьма ограниченные возможности гитары. Может, так показалось потому, что среди них не оказалось российских артистов?
Куда выразительнее, чем гитара британца Джейсона Картера, звучала скрипка новосибирца Алексея Кобринского. Новоиспеченный дуэт представил всего два номера: вариации на тему знаменитой джазовой мелодии Гершвина «Sammer time» и восточную фантазию о ветрах пустынь, родившуюся у Картера на маленьком островке между Ираном и Саудовской Аравией. Последняя прозвучала гипнотически, навеяла экзотические видения, будто исполнялась на древних африканских инструментах, чудом доживших до ХХI века.
В остальном Джейсону Картеру приходилось в одиночку удерживать внимание пусть и не битком набитого, но все же многолюдного зала. Солист исполнял свои собственные композиции в направлении «гитара–фьюжн» — синтезе фламенко, джаза и классики. Но монотонностью и однообразием они роднились не столько с фламенко, сколько с музыкальными упражнениями, в лучшем случае этюдами, однако некоторые фанаты гитары смогли усмотреть в этом нечто оригинальное. А прекрасных дам увлекли байки гостя, которым он уделил едва ли не больше времени, чем собственно музицированию. Тут были рассказы и про его подругу, через 30 лет вернувшуюся на родину в Конго, и про 11–летнюю немецкую девочку, которая сказала, что видит за его спиной ангела, и про друга–гитариста, который, лишенный одной фаланги на левой руке, открыл Джейсону новую технику игры. Каждый вдохновил музыканта на творчество, каждому была посвящена отдельная пьеса. Иных эта популярно–просветительская программа вогнала в приятную дремоту.
А вот интернациональное трио Рамона Мароньера сорвало аншлаг в Большом зале филармонии — сидели на ступеньках. Фламенко как жанр не может быть скучным, его свободный ритм не зажжет лишь снеговика. В Сибири с ее ноябрьскими оттепелями хорошо мечтать о родине фламенко Андалузии, чье дыхание донесли артисты. Оказалось, приехали они вовсе не из Мадрида. Их трио не прописано конкретно ни в одной стране. Гитарист Мароньер родом из Финляндии, французский певец Тьери Буадон живет в Дании, танцовщица Каари Мартин работает в ассоциации фламенко в Хельсинки и дает мастер–классы по всей Европе. Вместе они собираются, чтобы исполнять испанское фламенко на разных площадках мира.
Главное во фламенко — вокал, а главное в вокале, как считает Тьери Буадон, не голос, не техника, а эмоции, чувства. Похожий на цыгана, он и пел, наверное, как цыган, о свободе и одиночестве, в то время как Рамон Мароньер выдавал виртуозные пассажи и скоростное арпеджио на всех струнах. Светловолосая Каари — истинно славянский тип, ничего общего с черногривыми испанками — обходилась без кастаньет, увлекая куда–то к вершинам гор, и замирала лишь тогда, когда совсем уж перехватывало дух. Все в трио были равны, осталось непонятным лишь присутствие четвертого, который якобы отбивал ритм. Его имя даже не было указано в программке. «Он сопровождает жену даже на сцене», — пошутил кто–то. Впрочем, многие его и не заметили, потому что не отрывали глаз от красивых артистов.

Яна КОЛЕСИНСКАЯ