С любимыми не расставайтесь

Совсем не обязательно, что дьявольские числа сулят неудачу. В пятницу, 13 февраля, у актрисы ГДТ Ирины Денисовой день рождения. Ей исполнилось 40 лет. В честь этого театр дал первый в ее жизни бенефис. Именинница играла главную роль в спектакле «Пять вечеров» по старой–старой пьесе Александра Володина.

Они встретились еще до войны — Ильин и Тамара. И получилась бы самая счастливая история о любви, если бы обстоятельства не корежили судьбы людей. Ильин прошел фронт, где не было компромиссов. После был отчислен из института за то, что бросил декану правду в глаза. Уехал шоферить на север, мотался по свету. Перестал ей писать. Внушил себе: не достоин он Тамары, не такой ей нужен человек. А она ждала. Целых семнадцать лет.
Что такое ждать? Значит привыкнуть к маете сердца, скрывать это от других, верить, что когда–нибудь случится чудо, и отдавать себе отчет в его невозможности. Растет сирота–племянник, руководство участком на заводе «Красный треугольник» требует огромной ответственности, совсем не остается сил плакать над своим одиночеством.
Но чудо случилось. Приехал в отпуск, отыскал ее дом, пришел. Полысевший, какой–то замороженный, настороженный, скованный, как чужой, совсем не тот, каким был. Тамара его узнала, узнала с первой секунды, но встреча оказалась совсем не такой, как себе намечтала. Вот так чтобы броситься в объятия друг друга. Но у нее совершенно не получается притворяться равнодушной, будто ничего не скачет внутри. И вдруг спохватилась и кинулась, чуть не плача, дрожащими руками нервно срывать накрученные на ночь бигуди. С этого вечера она вернулась в свою полную любви юность, будто не было этих семнадцати одиноких лет, будто не набежало ей 38 и впереди больше, чем позади. Только теперь стало ясно, как Тамаре было одиноко и больно, каких усилий давались гордая посадка головы и уверенная походка и что успехов на работе добивалась потому, что другого поприща не было.
Цельность натуры, стоическое терпение и слезы не напоказ, женская гордость и целеустремленность, стремительная решительность в поступках, готовность и умение с головой окунуться в настоящее чувство, ради которого и стоит жить, и расцветающая хрупкая красота, как происходит с женщиной, которую любят, — столько всего открылось в Тамаре, героине спектакля «Пять вечеров».
Эту пьесу художественному руководителю театра Сергею Афанасьеву предложил Николай Соловьев: «Хочу сыграть Ильина. В дуэте с Денисовой». Ей предстояло сделать роль, которую в БДТ играла Зинаида Шарко, в фильме Михалкова — Людмила Гурченко. Забыть о звездах театра и кино, выкинуть из головы их интонации, остаться самой собой, учить роль ночами, устроившись на кухне на диванчике, в то время как супруг, которому в кои–то веки достался эпизод, не главная роль, спит себе сном младенца.
О такой роли только и мечтать в середине жизни. Тем более что за 20–летнюю актерскую практику не так уж много было значительных ролей. (А разве бывает их много?) И вот теперь, когда столько понимаешь про любовь, про семью и про жизнь вообще, — когда задор юности и лукавство в глазах еще не иссякли, а профессиональное мастерство и жизненный опыт уже есть, — хочется сделать большую, настоящую работу.
Ничего такого, что пришлось пережить Тамаре, с Ириной не происходило. Если не считать, что в любви, даже если расставание краткосрочно, всегда бывает больно. И еще — что творческого человека не устраивают бездействие и обыденность. На Иру эта обыденность навалилась в Прокопьевске. Самый чудненький подарочек к Международному женскому дню получила, будучи выпускницей Новосибирского театрального училища. Утром 8 марта она с одногруппниками приехала по распределению в тьмутаракань. В тот же день исправно вышла на работу: знакомиться с театром, которому нужно было отдать молодость и талант.
— Боже мой! Когда я увидела город, то была в шоке. Все ободрано, грязно — и в гостинице, и в театре, — сейчас она смеется, точно держит ориентиром слова Александра Володина: «На разные беды полжизни, а где же полжизни на смех?» Но тогда уревелась от тотальной безысходности момента: — Сидим в зрительном зале на 700 мест, куда пришли человек десять зрителей, смотрим какой–то пошлый спектакль, куда нам предстояло ввестись. Я открыто орала на главного режиссера, что он дурак. Как можно репетировать, изображая «проекцию чувств на плоскость сцены»? Ну как? И еще он говорил слово «фенешебельно». Моей подруге Зойке Тереховой было не лучше. Она работала в Бийске — это же отвал башки! Мы с ней летали другу к другу в гости и ругали загубленную жизнь. В общем, первым из Прокопьевска сбежал Соловей. Потом одна за другой однокурсницы уехали. А я летом слиняла, через год и три месяца. Куда? Да в никуда. В Новосибирск. После Прокопьевска у меня была истерика. Думала, с театром вообще завяжу.
С театром Денисова завязала ровно на три дня. Столько она проработала регистратором в поликлинике. После были — совсем ненадолго — театр «Старый дом» и Театр миниатюр филармонии. И когда стало уже совсем невмоготу, точно каждый день — пятница, 13–е, и казалось, что молодость проиграна, случились две самые важные встречи в ее жизни.
— Отношения в коллективе везде были жуткие. Слышала за своей спиной: «Интересно, долго она у нас еще продержится?» Я так общаться не умею. У нас такой дружный был курс в театральном училище: Зойка Терехова, которая теперь заслуженная артистка России, Коля Соловьев, братья Дроздовы. Всех тянуло в Новосибирск. Помотались по свету и вернулись. Я специально ездила за Зойкой в Бийск. Потому что наступил момент, когда появилась возможность все изменить. Мы познакомились с Сергеем Афанасьевым, который тогда был руководителем народного коллектива в ДКЖ. У нас с ним все совпало — внутренние ощущения, взгляды на профессию. Это дьявольское везение. Мы решили, что у нас должен быть свой театр. Это была осень 87–го.
В этом театре, который сначала назывался «Молодежный», а потом стал именоваться ГДТ, с самого первого дня его основания и по сей день работает самая красивая актерская пара Новосибирска — Ирина Денисова и Сергей Новиков. И если бы существовала театральная премия «За самый гармоничный сценический дуэт», то досталась бы им.
Что такое актерская семья? Это когда сын Ванька растет в театре, и если родители зависнут на банкете с режиссером из Франции, то кемарит где–нибудь в гримерке. Когда на репетициях он деловито подсказывает реплики ролей и нормально относится к тому, что папа называет маму Машей, а та его — Тригориным. Дома репетируют эту самую «Чайку», запираются в ванной и курят там по полночи. С самого раннего детства ребенок знает, кто такие Дед Мороз и Снегурочка, — это папа с мамой. Год за годом приходится снимать квартиру, а своя собственная не предвидится. Ее таки дарит театр, выбив у «города», но затяжной ремонт — самое обычное состояние быта. То времени нет, то денег. В спектакле «Зеленая зона», где Новиков и Денисова играют Прошу и Паню, влюбленную супружескую пару, ничего не надо изобретать, разве что вспомнить, что такое коммунальный быт и мечты о новоселье.
А с сорока лет начинаются бенефисы. Сплошная головная боль до события и после, переговоры со спонсорами, момент абсолютного счастья на сцене, подарки как на свадьбу, символическое подлатывание вечно дырявого бюджета — и бешеное желание играть как можно больше. И если Афанасьев любит говорить: «Так звезды встали», то они, эти небесные звезды, сошлись в счастливом созвездии над спектаклем «Пять вечеров».
— Ира, разреши обозначить момент несправедливости. В спектакле молодежь обсуждает возраст Тамары. Будто в 38 лет пора прощаться с жизнью.
— Так это ж молодежь! Мы–то знаем, что жизнь только начинается, а они этого не понимают. Мне в 17 лет тоже так казалось: маме — 38, какая она старая! Недавно я нутром ощутила что–то такое хорошее про возраст. Для меня это естественный процесс.
— Почему ж тогда считается, что неприлично спрашивать женщину о возрасте?
— Вопросом на вопрос: какой смысл кокетничать? Мы же понимаем, что женщине столько лет, на сколько она выглядит. А скажут, что в свои столько–то она выглядит моложе, в том и будет прелесть.
— Недаром ты играла Машу в «Чайке» и Елену Андреевну в «Дяде Ване» так долго, что «по паспорту» стала значительно старше своих героинь.
— Слава богу, что больше не играю. Многое из того, что говорится о Елене, я перестала ощущать. Я сама попросила Афанасьева заменить меня в «Дяде Ване».
— А в «Чайке», которой прошлой весной минуло десять лет? После того как Сергей Афанасьев восстановил ее с молодыми актерами, прежнее очарование пропало. Нельзя было наливать новое вино в старые мехи.
— По производственным причинам Афанасьев снял «Чайку». Два года спектакль не шел. Надо было новую «Чайку» делать, но столько сил было отдано прежней! Как можно было придумать по–другому? И Сергей Николаевич попытался оживить нашу «Чайку». Но пять вводов — это даже не реанимация. Должно рождаться здесь, совместно! Интересная молодежь пришла в театр, но они не чувствуют эту пьесу так, как мы. И Маша теперь мне ни уму ни сердцу. Ну как я могу на полном серьезе говорить: «Я люблю Константина», плакать и страдать, бегать за ним повсюду, когда передо мной совсем еще пацан! Это больше цирк напоминает. Ну не Пугачиха же я! — Денисова покатывается со смеху и жизнерадостно заключает: — Понятно, во МХАТе сорокалетние играют двадцатилетних, но у нас другие условия, маленькая сцена — я не могу врать!
Ее героиням тоже претит неправда. Маша смотрит на Костю прямым, смелым, открытым взглядом, хотя понимает, что ничего не будет. Для Елены Андреевны мучительны и пьяные признания Войницкого, и тайная, украдкой, вынуждающая к хитрости страсть Астрова. Паня в «Зеленой зоне» сияет, светится, когда остается с любимым мужем наедине. У этих женщин светлая аура, рядом с ними радостно. Им чуждо кокетство, но они и без кокетства прекрасны. Потому что природная женственность и верность в любви вполне могут обходиться без кокетства. Здесь другая система координат и другой отсчет времени.
— Тамара действительно семнадцать лет ждала Ильина, — Ирина размышляет о роли. — У нее правда никого не было.
— Но так не бывает! Потому что не может быть никогда.
— Почему же не бывает? У сестры моего деда муж погиб на фронте. Потом у нее вообще никого не было. Ей 70 лет сейчас — кроме мужа, она не знала никого. Такое бывает. Тамара — из той категории людей. У нее такой сильный стресс был, когда провожала Ильина на фронт, что словно онемела. Все кругом рыдают, а она даже слезинки уронить не может.
— Она чувствовала, что все сбудется? Говорит же потом: «Я всегда знала, что буду счастливая! И вот счастливая!»
— В нашем спектакле так должно было быть. Не могло получиться иначе...
На спектакле «Пять вечеров» — повышенная влажность. Женщины всхлипывают, комкают платки. Их спутники становятся немногословны. В этот момент веришь, что хоть раз солгать друг другу невозможно. Что любовь сметает все преграды. И что в жизни больше светлого. Писал же автор пьесы «Пять вечеров»: «Если бы все было плохо, и так будет плохо потом, и еще потом, и до конца потом — тогда на кой черт жить вообще, честно говоря».

Яна КОЛЕСИНСКАЯ

Версия для печати
Отправить по e-mail
Обсудить в форуме NNEWS.ru






ab579876

технический портал :: схемы :: программы :: технический форум :: техническая библиотека

Rambler's Top100 По всем вопросам, связанным с функционированием сервера, пишите администратору
© 2001-2006, «Новости в Новосибирске», Все права защищены.