Лезвие бритвы Аркадия Гайдара

Аркадий Гайдар — писатель настоящий. Никто из новосибирцев нипочем не вспомнит, чем славны такие герои «писательских» улиц Новосибирска, как Анна Караваева и Ефим Пермитин, Ф. Гладков и И. Мухачев, Ф. Панферов и В. Ставский...

Вот Гайдара читатели возраста не ниже среднего помнят, хотя его практически не переиздают. И про то, кто такие тимуровцы, не совсем забыли. Аркадий Гайдар, которому только что исполнилось бы сто лет, писал партийные книжки, но ясным и лирическим стилем, и в них билось настоящее художественное чувство. О его биографии советским школьникам с придыханием говорили: «Он в шестнадцать лет полком командовал!» Положим, командовал в семнадцать, и не полком... И не уточняли учителя, что гайдаровский отряд был карательным и занимался истреблением бесчисленных врагов народа в центральной России и Хакасии. И, говоря о «Школе», не заостряли внимания на весьма натуралистическом эпизоде, в котором герой–подросток убивает напавшего на него человека. А в повести «Судьба барабанщика» мало кто замечал жутковатый смысл беглой фразы об участи разоблаченного шпиона: «И наскоро расстреляв проклятого Каплаухова...» А эти фразы не случайны, ведь автор писал книги, основываясь на личном опыте. И опыт этот был страшным.

Дневники Гайдара сохранились. В них, в частности, есть фрагмент: «Снились люди, убитые мною в детстве...» Откуда эта мрачная подробность? Оттуда — из сибирских боев с повстанцами, неуловимыми в глухих лесах. В своих автобиографиях он никогда не упоминал о службе в частях особого назначения на юге Красноярского края. За три года до этого пятнадцатилетний командир роты был ранен и одновременно тяжело контужен близко разорвавшимся снарядом. Ударная волна повредила мозг подростка. У Гайдара быстро развился травматический невроз. Его симптомы: стойкое нарушение сна, временное снижение интеллектуальных способностей, возбудимость, склонность к жестоким поступкам.
Голикову довелось участвовать в подавлении знаменитого антоновского мятежа — массового восстания крестьян на Тамбовщине, которое с огромным трудом было ликвидировано регулярными частями, практиковавшими повальный террор. Разгром антоновских отрядов стал хорошим ускорением для карьеры будущих маршалов Тухачевского и Жукова. Что касается писателя Гайдара, то никаких подробностей его личной войны в Тамбовской губернии нет. Зато известно, что он вытворял в Сибири. Известно потому, что юный командир–кавалерист в 1922–м попал под суд. Следственное дело по обвинению Голикова Аркадия в незаконных убийствах и избиениях арестованных сохранилось.

Мститель для неуловимых

Голиков возглавлял отряд из 126 бойцов, который в обширном Ачинско–Минусинском районе безуспешно гонялся за крупным повстанческим отрядом Николая Соловьева, пользовав-шегося поддержкой большинства окрестного населения. Этот казак Сибирского войска вместе с отцом занимался конокрадством, за что загремел за решетку. Бежав из ачинской тюрьмы, Соловьев создал в 1920 году отряд из местного населения, недовольного продразверсткой и другими советскими мероприятиями. Лозунги его не отличались последовательностью: «За Веру, Царя и Отечество!», «Долой коммунистов! Советская власть без большевиков», но ненависть к новым правителям крепкими узами держала его воинство несколько лет. К лихому экс–конокраду постоянно присоединялись мелкие отрядики недовольных, так что численность маленькой, но очень удаленькой армии Соловьева достигала трехсот сабель.
Уже после осуждения Гайдара основные силы соловьевцев были разгромлены и разбежались. Но небольшая группа сторонников осталась со своим вожаком и еще долго тревожила власти эпизодическими налетами. Соловьева убили только в 1924 году в селе Соленое Озеро, причем в связи с провалом операции по взятию его живым лишился должности сам командующий частями особого назначения Енисейской губернии...
Ярость голиковцев на оказавшегося не по зубам партизанского вождя выливалась на местное население. Дикий произвол творили в сибирской провинции тех лет и чекистские войска, и милиция, и партийные ячейки. Чтобы в 1922 году загреметь под трибунал за жестокое обращение с местным населением, нужно было здорово постараться. Вон, известный партизанский вожак Лыткин летом 1922–го, будучи членом Минусинского уездисполкома, в хакасском улусе Арбаты со своим отрядом сжег живьем и расстрелял 34 человека, обвиненных в поддержке бандитов. И хоть бы что! В уголовном деле на Голикова подшиты протоколы допросов обвиняемого, из которых видно, каким образом будущий классик соцреализма «работал» с арестованными. Начальник отряда был вполне откровенен со следователями: «Нагайка употреблялась при допросах бандитов при наличии улик». Следствие установило, что избивал пленных и велел расстрелять четверых человек сам Голиков. Одного из мятежников — при попытке к бегству — он застрелил лично.
Трибунал принял к рассмотрению материал о расстрелах только тех лиц, на которых не было никаких уличающих материалов. Голиков объяснял, что самые важные показания он не фиксировал на бумаге по соображениям секретности и из–за отсутствия грамотного писаря. Вряд ли такие объяснения были искренними — Голиков и сам писать умел, а походная канцелярия была вполне надежным местом. Хотя известно, что Аркадий обладал абсолютной памятью — свои книги он впоследствии помнил слово в слово — и поэтому мог пренебречь необходимостью протоколировать допросы. Так называемая «революционная законность» имела рамки ширины необычайной, а Голикову азов правосудия и следствия никто не объяснял. Да и как объяснять и кому, если только в 1922–м был восстановлен институт прокуратуры и появился уголовный кодекс... И все же вероятно, что допросы действительно не производились. Местное население утверждало, что расстрелянные в штабе отряда люди к партизанам Соловьева не принадлежали. Из–за отсутствия документов Голикову эти свидетельства опровергнуть было нечем.
Трибунал совершенно не коснулся вопроса о беспощадных карательных акциях Голикова, отряд которого вырезал множество хакасов. Писатель Владимир Солоухин много расспрашивал старожилов и собрал жуткие свидетельства расправ отрядовцев над местным населением. Особенным палаческим усердием отличался сам юный командир. В хакасском фольклоре до наших дней сохранились сказания о «черной душе — Аркашке»... Трибунальцы оказались на стороне Голикова и предпочли не раскапывать свежие следы красного террора. Наказания для бандитствовавших командиров в те поры обычно было легким. Дело Аркадия не стало исключением. В своем решении снисходительные судьи записали, что у командира отряда действительно не было из–за крайней нехватки бойцов возможности ни отправить пленных «по начальству», ни содержать у себя. В результате Аркадий Голиков не только не пострадал, но даже получил направление на учебу в Академию Генштаба.

Сны «по схеме №1»

Вот только медкомиссия, найдя у юноши неизлечимое психическое заболевание — тот самый травматический невроз, забраковала его. Красная Армия лишилась потенциального полководца, зато детская литература обрела редкостно одаренного сочинителя. Он начал печатать детские рассказы с 1925 года и быстро завоевал популярность, сдружился с Фраерманом и Паустовским. Но болезнь всю жизнь преследовала писателя. Ее приступы Гайдар пытался отодвигать вином и быстро превратился в запойного алкоголика. Другой способ психической защиты, к которому писатель со временем прибегал все чаще, был куда страшнее запоев: в преддверии очередного приступа страш-ной головной боли он начинал прямо на глазах окружающих полосовать себя ножом или бритвой. Руки и грудь Гайдара были покрыты шрамами самого устрашающего вида. Он часто попадал в психиатрические больницы, но лечение помогало мало и не было в состоянии остановить болезнь. В ночных кошмарах ему являлись эпизоды гражданской войны. В дневнике Гайдар их обычно шифровал как сны «по схеме N№1» или «по схеме N№2». А однажды прямым текстом записал про павших от его руки, которые неотвратимо приходили за своим губителем...
В годы террора он попытался написать о судьбе детей, чьи родители оказались «врагами народа». В первоначальном варианте «Судьбы барабанщика» отец главного героя был арестован по ложному политическому доносу. Но для печати пришлось готовить другой вариант — отец Сережи сел за растрату. Раздвоенность и фальшь советской жизни мучила писателя. В 1939–м Гайдар откровенно писал из психлечебницы своему другу Р. Фраерману: «Одна беда: тревожит меня мысль — зачем я очень изоврался. Я не преступник, не искатель материального счастья, я не ношу тайной и злорадной мысли сделать людям зло, и, казалось, нет никаких причин, оправдывающих и объясняющих это постоянное и мучительное вранье, с которым я разговариваю с людьми. Оно мне не нужно, оно меня тяготит. (...) Иногда я хожу совсем близко от правды, иногда вот–вот — и веселая, простая, она готова сорваться с языка, но как будто какой–то голос резко предостерегает меня: «Берегись! Не говори! А то пропадешь!»

Вторая война и искупление

...Два десятилетия спустя после участия в Гражданской войне корреспондент «Комсомольской правды» Аркадий Гайдар снова оказался на фронте. С группой партизан он пробирался к своим по украинским лесам и попал под Каневом в засаду. Гайдар шел впереди всех, успев крикнуть: «Ребята, немцы!» Тут же пулеметная очередь скосила писателя. Четверо его товарищей спаслись, двое из них были живы еще в девяностые годы.
...Корней Чуковский в свое время упрекал Гайдара за неподобающее сюсюканье в «Мальчише–Кибальчише». Сейчас тоскующие по советским временам вспоминают эту агитационную сказку про бочку варенья и корзину печенья и говорят, что писательский внук Егор Гайдар — это как раз тот самый описанный его дедом Мальчиш–Плохиш и есть.

Алексей ТЕПЛЯКОВ

Версия для печати
Отправить по e-mail
Обсудить в форуме NNEWS.ru






ab579876

технический портал :: схемы :: программы :: технический форум :: техническая библиотека

Rambler's Top100 По всем вопросам, связанным с функционированием сервера, пишите администратору
© 2001-2006, «Новости в Новосибирске», Все права защищены.