Им некуда больше спешить

Новый главный режиссер театра «Старый дом» Станислав Таюшев неоднократно заявлял о своей приверженности классическому театру. В соответствии с этим первой премьерой сезона стала «Женитьба» — «Совершенно невероятное событие» по Гоголю.

Ставить классику делается все труднее. Все уже сказано до тебя. «По мелочам режиссерам есть что сообщить, по большому счету сказать уже, как правило, нечего», — замечает критик Марина Давыдова, размышляя об усталости классических текстов. Знаменитый спектакль Анатолия Эфроса, ставший переломной точкой в прочтении «Женитьбы», был поставлен ровно 30 лет назад. Но в «Старом доме» не отмечают эту дату. Там ставят спектакли так, будто никакого художественного опыта не было вообще.
Видеть «Женитьбу» бытовой комедией после Эфроса, прочитавшего ее как историю несостоявшейся любви, после Фокина, исследующего мистическую природу гоголевских пьес, — значит неудачно шутить. А вот после Арцибашева, тоже озабоченного сиюминутным успехом, чей спектакль в театре Маяковского сравнивали с публичной девкой, — вроде даже ничего. Правда, московский режиссер повторил в адаптированном для массовой публики варианте свой новаторский спектакль «Театра на Покровке». Было бы что повторять. До художественного ли прорыва, до интеллектуальных ли изысков, когда задача–минимум диктует вернуть зрителя в «Старый дом».
В нынешней «Женитьбе» найдет себе усладу любой. В этом гоголе–моголе хватает и мелодрамы, и бытовых сцен, и тонкого психологического театра, и дешевой комедии, и мистики, лишь чернухи–порнухи не сыскать. Жанровая невыстроенность подобна качке в море–океане: и подташнивает, и не знаешь, куда вынесет.
Самое удавшееся в этом спектакле — лирические сцены. Владимир Казанцев в роли Подколесина и Лариса Решетько в роли Агафьи Тихоновны играют зарождение первого чувства, зыбкость его и ненадежность, мучительный и упоительный поиск общего языка. Кочкарев Сергея Безродных воплощает пошлость вторжения в чужой мир. После невольного поцелуя слаженной им парочки, продиктованного, навязанного, рушится хрупкий мостик, едва–едва возникший между двоими, возведенный ими так робко и неумело. Бежать, бежать от таких друзей, от невесты, от всего! Гоголь, так и не решившийся на близкие отношения с женщиной, выписал сцену объяснения двух одиноких людей с горечью и болью, и театр это услышал.
Пока спектакль не сбивается, подобно Кочкареву, на пошлость, которую так ненавидел Гоголь, его питает пушкинская ирония. В ядовитом афоризме «привычка свыше нам дана, замена счастию она» заключен смысл жизни Подколесина. «Ямщик, не гони лошадей! Мне некуда больше спешить», — тихие гитарные переборы за сценой задают настроение этому мещанскому мирку. Размеренны, тягучи, неторопливы и мысли, и речь, и поступки Подколесина. Вернее, поступков–то и нет. Решиться на поступок выше его сил. На поводу у Кочкарева он идет потому, что сопротивляться тоже не умеет. Знаменитый побег из окна — единственный момент в его жизни, когда ямщику приказано гнать лошадей. Чтобы потом никогда не нужно было ни куда–то спешить, ни кого–то любить.
Но пока еще рубаха–парень Кочкарев стремится вырвать своего дружка из сонного царства. Поначалу его энергия кажется созидательной. Шебутной гость цитирует Пушкина, с нарочитым благоговением поглядывая на портрет, гибкий слуга подхватывает, поддерживает знакомый сценарий, вот уж Подколесин расстается– таки с обломовским халатом. А театр расстается с найденной, хотя и ненадолго, интонацией доверительности и печали.
Чуждый Подколесину мир интриг, соперничества, тревог, зависти, сплетен режиссер видит сборищем идиотов, устроивших балаган в духе Петросяна с ужимками и прыжками, трюками и клоунадой, паясничаньем и гримасничаньем. Вместо того, чтобы смешно сказать о серьезных вещах, театр выставляет их на посмещище. А может, это метафора тотального отупления мужиков, стоит лишь затеять сватовство? Нет, метафора здесь другая. Разрушение уютного мирка девичьей спаленки проживается Агафьей Тихоновной через кошмарный сон. Знаменитый монолог о женихах она произносит точно в прострации. Вскакивает в холодном поту, и понеслась чертовщина: зловеще приглушенный свет, трое мужиков скачут по кровати плюс Кочкарев прячется за ширмой. Фантасмагория истончается так же неожиданно, как и появляется на этих подмостках. Смазанный финал увенчивает парад эклектики. Ингредиенты стародомовской «Женитьбы» напоминают костюмы из подбора, когда нужно объединить их в целое, а нет не только денег, но идеи, повода для высказывания. Ничего невероятного в «Старом доме» так и не произошло.

Яна КОЛЕСИНСКАЯ

Версия для печати
Отправить по e-mail
Обсудить в форуме NNEWS.ru






ab579876

технический портал :: схемы :: программы :: технический форум :: техническая библиотека

Rambler's Top100 По всем вопросам, связанным с функционированием сервера, пишите администратору
© 2001-2006, «Новости в Новосибирске», Все права защищены.