Володин и володинское

В театральном фестивале имени Александра Володина «Пять вечеров», проходившем в Санкт–Петербурге в «Театре на Литейном» с 6 по 11 февраля, участвовали два театра из Новосибирска. Спектакль Сергея Афанасьева «Зеленая зона» произвел фурор. Поставленный по малоизвестной пьесе Михаила Зуева, он соответствует володинскому духу, которым был проникнут фестиваль.

Телеканалы и телевопросы.
Попробуй–ка, найди на них ответ!
Вот «Что такое счастье?»
Все непросто.
«Ты счастлив»?
«Да».
«А если честно?»
«Нет».
(Александр Володин)


«Как долго заперта была в глуши...»

10 февраля на Мойку, 12 обычно не пробиться. Здесь в этот день умер Пушкин. Провидение, словно спохватившись, что поступило слишком несправедливо, попыталось это исправить, хоть как–то восполнить потерю. 10 февраля стало датой рождения выдающихся людей. Мейерхольд, Пастернак, Володин.
Александра Моисеевича Володина еще при жизни назвали классиком. Его это очень смущало, но именно Володина выделяют ценители литературы из ряда современников. Те были советскими, он — нет. Его пьесы не стояли вне времени, но они — выше времени. Но не только поэтому друзья драматурга — те, кого он любил, те, кому он звонил по ночам, чью руку жал, с кем не стеснялся выпить, — посвятили ему фестиваль. «У него не было бы таких светлых, не тускнеющих со временем пьес и стихов, если бы он сам не был светлой личностью», — сказал Виктор Рыжаков, директор «Пяти вечеров».
И на первом фестивале, и на нынешнем созидали близкую Володину атмосферу. «Не могу напиться с неприятными людьми», — написал однажды Александр Моисеевич, и эти слова (призыв? признание?) уместились на округлом боку рюмочки с водкой. Водку предлагали выпить, а рюмку — взять на память.
«В Доме актера Володина поздравляли со сцены с юбилеем, а он не моргнув глазом вдруг достал из нагрудного кармана пиджака маленькую бутылочку и выпил ее всю, не отрываясь, — поделилась воспоминанием коренная петербурженка. — У нас с тобой так не получится». Получалось другое. В редакции «Санкт–Петербургского театрального журнала» круглые сутки накрыт стол с закуской: соленая капуста, вареная картошка. Можно было прийти ночью — как в штаб–квартиру фестиваля, как в его приют, как в дом, хозяевам которого Александр Моисеевич доверял. Редакция размещается в подвале с низким потолком, который исцарапан шутливыми приветствиями и поздравлениями. А в «Театре на Литейном», где шли фестивальные спектакли, работал буфет. Хамоватая девушка Клава в кружевном передничке разливала «Кровавую Мэри», портвейн «777» по советским ценам, швыряла на прилавок банку кильки в томатном соусе. Обсчитывала безбожно! С десятки давала на сдачу горсть мелочи, даже не считая. И дело не в ностальгии по советским временам. Володин ненавидел Систему. Умел жить независимо от нее.
Не признавал роскоши. Ее и не было никогда в типовой квартирке на Пушкарской улице. «Кажется, ему было неловко хоть как–то улучшать свой быт, когда другие живут плохо, — вывела редактор «Санкт–Петербургского театрального журнала» Марина Дмитревская в очерке о драматурге (Его можно прочитать в книге «Первые воспоминания о Володине», вышедшей по ее инициативе ко второму фестивалю). — Может быть, это единственный дом знаменитого человека, устоявший перед натиском комфорта и евростандарта. Он не дал возможности и права себя прикормить. Никому. Никакому времени».
По приезде в Питер просто необходимо было поселиться именно в ту гостиницу, которая понравилась бы Володину. Ею оказалась «Южная» на маленькой улочке Расстанной, что пересекает Лиговку. Выцветшая ковровая дорожка, бывшая когда–то зеленой, ведет в номер с маленьким холодильничком «Саратов», бывшим когда–то последним, вернее, самым первым словом техники. С белым треснувшем кафелем вокруг умывальника. С обшарпанной дверью и косяком, выкрашенным половой краской. А главное — серые полосатые обои, точь–в–точь такие же, как на обложке той книги: фото запечатлело оторванный угол обоев, под ними обнаружился старый слой бумаги — газета «Ленинградская правда».

«Распахнута душа моя, дыши!»

На прошлогодних «Пяти вечерах» были показаны спектакли по пьесам Володина. Тема нынешних расширилась: «Володин и володинское». «Володинское» — это его диалектика свободы, его идеология пьянства как освобождения. Это особое понимание нравственности, интеллигентности, справедливости. И не каждому дано, и многим не доступно. Одни боялись, что кто–то подумает: греются в его лучах. Другие, напротив — беззастенчиво грелись, спекулировали знакомством с ним.
Этот давний случай рассказывают все, кто оказался его свидетелем. По Москве ходил человек, звонил в разные квартиры, говорил, что он «от Володина», просил сто рублей. Такой вид мошенничества. Не приходило в голову усомниться в его честности. Потому что Володин и ложь — понятия несовместимые. Но это если думать его, Володина, мыслями. Своими глазами видела на фестивале людей, которые любят выпить на халяву и пришли только за этим. Между прочим, приживалы — это очень володинский сюжет.
Пять вечеров проходят под знаком легендарного спектакля БДТ, название которого присвоено володинскому фестивалю. Зинаида Шарко, первая исполнительница роли Тамары, рассказывает, как текст пьесы не переставал удивлять ее многие годы. Судьбу Тамары она чувствовала как свою. На завод «Красный треугольник», где работала Тамара, актриса приезжала с концертами. У нее выступали слезы гордости, когда проходила мимо Доски почета. Сама себе объясняла это состояние: «Так это же мой портрет там висит!» На прошлом фестивале новосибирский драматический театр под руководством Сергея Афанасьева привозил постановку «Пять вечеров». А теперь два пожилых зрителя, выходя на антракт «Зеленой зоны», обменивались впечатлениями:
—Я узнал этих актеров. Я их на прошлом фестивале запомнил.
— Их режиссер — ученик Додина.
Всего на фестивале было пять спектаклей от разных театров. На вопрос, почему в нынешних «Пяти вечерах» наш город представлен так подробно, (Новосибирск представил два спектакля), Виктор Рыжаков ответил шуткой:
— Потому что когда в Петербурге день, то в Новосибирске уже вечер.
Но тут же сделался серьезен:
— Я говорю об атмосфере вечера, которая создается в определенных условиях. Новосибирск этому способствует. Кроме театральных Москвы и Питера существуют еще Омск, Екатеринбург и Новосибирск. А есть другая сторона вопроса. Люди сами идут на контакт. Они тянутся к Володину. Новосибирск не просто активно участвует в театральной жизни страны, а выбирает, что именно ему нужно. Учтите, что при состав-лении программы мы не опирались на корпоративные интересы. Это не презентационный фестиваль, но рабочий, когда можно вычислить круг каких–то профессиональных проблем, определить к ним свое отношение.
Пять спектаклей фестиваля (если исключить из обсуждения студенческие работы) по–разному близки Володину. Или не близки. Кукольный спектакль Резо Габриадзе «Осень моей весны» — маленький шедевр о птичке Боре Гадае — Володин очень любил. И Марина Дмитревская упросила своего друга Резо привезти эту вещь на фестиваль. Остальные спектакли родились после смерти Александра Моисеевича. Вряд ли он согласился бы с тем, как тороп-ливо в спектакле «Сонечка» молодые актеры МХАТа проговаривают дивный текст Людмилы Улицкой, теряя по дороге половину окончаний, или делают ударение на первом слоге в слове «открыто». Чтобы оживить, «встрепенуть» мизансцену, они то и дело переставляют стулья, а текст иллюстрируют жестами, похожими на язык глухонемых. Но наверняка ему стала бы близка чистая, светлая атмосфера этого спектакля и контиленность существования в нем актеров.
«Мою старшую сестру», открывшую фестиваль, режиссер питерского «Нашего театра» Лев Стукалов поставил по официальной версии пьесы, которую Володин написал под нажимом чиновников: хотите хэппи–энд — ну и получите. Счастливый финал никак не совпадал с его мироощущением, с его драматургическим языком. Но спектакль сделан небытово, с печалью о том лучшем, что у нас было и что мы утратили. Студентка ЛГИТМИКа в фестивальной газете «Проба пера» написала, что на этом спектакле у нее возникло ощущение «дежа вю». Потому что он вернул в детство с его школьной формой и алюминиевым чайником, с его мечтами и готовностью за них бороться. Ощущение «дежа вю» могло возникнуть и по другой причине. «Старшая сестра» словно бы игралась в декорациях нашей «Зеленой зоны»: такой же кондовый шкаф, такая же металлическая кровать. Но на этом параллель с новосибирским спектаклем заканчивается. «Зеленая зона» имела успех совершенный, безусловный, абсолютный. На общем фестивальном фоне успех этот вспыхнул подобно фейерверку.

«Я сон души нарушу!»

Зал то хохотал, то замирал в звенящей тишине. «Браво» стали выкрикивать посреди первого действия. Аплодировали стоя десять минут. После спектакля курили молча и сосредоточенно, уйдя в себя, чтобы не расплескать.
— Ну не смогла я пойти в театр! Жесткий рабочий график! — заказав в журдоме стопку володинской водки, говорила через день после «Зеленой зоны» журналистка канала «Культура». — Но у нас на студии все только об этом спектакле и говорят. Говорят люди, толк в театральном искусстве знающие. Они не смотрят все подряд, понимая, что встречается очень мало достойных вещей, выбирают их по рекомендации не карманных критиков, но своих друзей. И знаешь, что они сказали про Афанасьева? Что Додин рядом не стоял!
Профессиональные эксперкты, приглашенные на фестиваль, впервые за все пять вечеров были единодушны. Театр из Новосибирска — один из лучших театров России. Спектакль «Зеленая зона» олицетворяет лучшие традиции русского психологического театра. Доктор театроведения Нина Шалимова расставила все точки над i: «У каждого фестиваля должна быть своя фишка. Ею стал спектакль Резо. А центровой спектакль этого фестиваля — «Зеленая зона».

«Проснулась ты, душа моя? Усни.»

На этой ноте хотелось бы закончить заметки, но фестиваль ею не завершился. А завершился он спектаклем «Записки нетрезвого человека» новосибирского театра «Старый дом» в постановке его главного режиссера, москвича Владимира Оренова. Произошло это 10 февраля, в день рождения Володина, что не только продемонстрировало причастность коллектива к Александру Моисеевичу, но и потребовало от него особой ответственности.
В ее отсутствии стародомовских актеров упрекнуть нельзя. У спектакля по произведениям Александра Володина (а также Виктора Некрасова, Сергея Довлатова и Омара Хайяма) почитателей столько же, сколько и хулителей. Но именно на фестивале, именно в день рождения классика высветилось, насколько не совпадает с его мироощущением общее настроение постановки. «Как только театр лишается внутренней боли, спектакли становятся приторными», — написала очень важную вещь о творчестве драматурга режиссер Генриетта Яновская, правда, по другому поводу. Александр Моисеевич ужаснулся бы, услышав, как актеры с лихорадочным блеском в глазах выкрикивают его «Записки нетрезвого человека», навеянные тоской и одиночеством. Из печально–философской володинской прозы театр извлек интонацию душевного благополучия, фальшивой радости, искусственной приподнятости над реальностью. В тех пивнушках, куда любил захаживать драматург, за такую интонацию побили бы.
Володин казнил себя, что живет неправильно, что многих обидел, что не сделал чего–то главного... Ненавидел пафос и очень стеснительно относился к своему творчеству. Рассказывают, как сорок лет назад завлит БДТ умоляла его отдать в театр пьесу «Пять вечеров», в художественных достоинствах которой сам автор сомневался. В той самой книге воспоминаний опубликовано интервью, в котором он отвечает, что вина и угрызения совести — чувства, испытываемые им чаще всего. «Стыдно быть несчастливым!» — написал он однажды. Написал потому, что не кого–то другого, а самого себя стыдил за эту несчастливость. Любовь к жизни и привыч-ка быть счастливым — совершенно разные вещи. Жизнь, которую он знал, понимал и любил, не давала поводов для поисков счастья, для ожидания его, но позволяла «жалеть в ее слабости и нежной смертности». Он говорил о счастье и по–другому — «пустынное слово среднего рода».
Владимир Оренов считает, что выводит театр «Старый дом» на верный путь. Но на вопрос, каково впечатление от спектакля, профессор, оценки которого воспринимались участниками фестиваля как нечто безусловное, ответил одним словом:
— Матерное.
И ему, этому профессору, как и Александру Моисеевичу, было за это ощущение очень неловко.

Продолжение следует.

Яна КОЛЕСИНСКАЯ

Версия для печати
Отправить по e-mail
Обсудить в форуме NNEWS.ru






ab579876

технический портал :: схемы :: программы :: технический форум :: техническая библиотека

Rambler's Top100 По всем вопросам, связанным с функционированием сервера, пишите администратору
© 2001-2006, «Новости в Новосибирске», Все права защищены.