Путешествие из Мотково к Кибирову

В московском издательстве «Время» вышел сборник «Стихов» разных лет нашего современника Тимура Кибирова. Впитавшая в себя опыт Пушкина и Блока, Серебряного века и шестидесятников, перестроечников и «новую волну», его поэзия агрессивна, иронична, насмешлива и... горька.

6 часов утра. Взять бы камушек да подбить бы верещащих за окном птах, что потревожили сомкнуты негой взоры.
— Задолбали, — злобствует супруг.
— Да ладно, давай вставать. Поехали на встречу северной Авроры. На дачу то есть, — откликается резвая супруга.
— Я че, больной, в субботу как на работу?
— А вот мы щас погадаем! — вскакивает супруга. — Щас погадаем!
Она хватает с полки первую попавшуюся книгу. Открывает первую попавшуюся страницу. С чувством декламирует: «Вот и я, моя душа, / помаленьку затихаю, /потихоньку умолкаю, / светлой грустью осенен / в точности как этот клен»...
— Э, нет! — прерывает собственное чтение огорченная супруга. — Не согласная я! Не хочу умолкать!
— Куда уж тебе умолкать–то. А по мне — лучше затихнуть часов до десяти хотя бы, — бурчит супруг, натягивает отнятое одеяло.
— Нет! Нет! — упорствует жизнелюбивая супруга. — Нельзя вырывать фразу из контекста! Читаем дальше! «Ты узнаешь, что в начале / было Слово, но распяли / Немота и глухота / Агнца божьего Христа / (агнец — то же, что барашек), ты узнаешь скоро, Саша , / как он нас с тобою спас.../ — Кто, барашек? / — Ладно, Саш»...
Супруг, окончательно разбуженный ядреной поэзией, принимает холодный душ. Дорога до Мотково протекает в духовном ключе. Супруга, неожиданно открыв в себе редкий артистический дар, декламирует педагогическую поэму Сергея Кибирова «Возвращение из Шилькова в Коньково», завершающую цикл «Парафразис». Бродячие лабухи — балалаечник и скрипач, пытавшиеся посредством «Полонеза Огинского» конкурировать с чтицей, — терпят позорное фиаско. Успехом у попутчиков пользуется исключительно она. Весь вагон то внимает безмолвно и с восхищением, то разражается разнузданным хохотом. В этот общий строй вливается и поощрительное хмыканье супруга, вопреки обыкновению не затыкающего жене рот. Никто не обижается на суровую, но безукоризненную правду жизни: «Жлоб в очках читает книжку / про космических путан. / «Не стреляй в меня, братан!» — / слышится в конце вагона/ песня из магнитофона».
Обладатели бесценного фолианта по прибытии в Мотково горячо прощаются с аудиторией, берут пиво в станционном ларьке, в ритме хлестких строк шагают до дачи, усаживают обитающую там тещу, снова декламируют гениальные вирши о российской действительности. Слушательницу, как особу высокоинтеллектуальную, всю жизнь до самой пенсии проработавшую в библиотеке, особенно пронимают следующие строки: «Здесь аллюзии, цитаты, / символистские закаты, / акмеистские цветы, / баратынские кусты, / достоевские старушки / да гандлевские частушки, / падежи и времена! / Это Родина. Она / и на самом деле наша»... Супруг, попавший под влияние интонации супруги, под показным цинизмом, под демонстративным ерничеством поэта уловила родственную ей эмоцию горечи, окучивает картошку и бормочет:
— «Это Родина. Она...» Надо ж так сказать, а? «Это Родина. Она, / неказиста, грязновата / в отдаленьи от Арбата развалилась и лежит, / чушь и ересь городит». Наш кадр!
— Сегодня без иронии нельзя объясниться в любви, — листая строгий черный томик, вещает филологическая теща вечерком, под пиво, хотя ее новый кумир, как подпольное дитя советской кухни, предпочитает портвейн «Три семерки». — В любви к женщине еще можно, — уточняет, поймав возмущенный взгляд дочери, — ведь это интимно, наедине. Но публичные высказывания поэта, чьи стихи максимально приближены к жизни, выросли из нее, как из сорной травы, требуют иных средств.
— За средствами Этот в карман не полезет! — поддакивает зять и требует у супруги еще раз прочитать дачную поэму, переименованную им в «Путешествие из Кольцово в Мотково».
— А ведь я всю жизнь была романтиком, — вздыхает пьяная и чуть охрипшая от непрерывного декламирования супруга.
— А Этот — кто? — изумляется супруг. — Не романтик? Ты что, ничего не поняла? — Выхватывает у нее изрядно потрепанную книжку, читает строки, на которых, как ему показалось, супруга сделала недостаточный акцент: — «Кто, барашек? — Ладно, Саш. / Это сложно. Просто надо / верить в то, что за оградой, / под кладбищенской травой / мы не кончимся с тобой»...
Судьбоносной оказалась поездка на дачу жарким летом 2005–го.



Версия для печати
Отправить по e-mail
Обсудить в форуме NNEWS.ru






ab579876

технический портал :: схемы :: программы :: технический форум :: техническая библиотека

Rambler's Top100 По всем вопросам, связанным с функционированием сервера, пишите администратору
© 2001-2006, «Новости в Новосибирске», Все права защищены.